Planet Earth is blue and there's nothing I can do
Название: Сделано с любовью
Автор: Графит
Бета: meg aka moula
Размер: макси, 25 469 слов
Пейринг/Персонажи: фем!Шепард, Заид Массани, Эшли Уильямс, адмирал Андерсон, Джеймс Вега, Лиара Т'Сони, Видо Сантьяго, Совет, Ария Т'Лоак, ОМП, ОЖП
Категория: броманс, упоминается фемслэш
Жанр: стеб, треш, экшн
Рейтинг: R
Краткое содержание: Коммандер Шепард решает отдать долг Заиду Массани и пристрелить, наконец, недобитого Видо Сантьяго. Но есть нюанс.
Предупреждения: глум, мат, сомнительный юмор, отбитая Шепард
Читать на Ао3 | ФБ-2018
читать дальшеЕсли у вас есть звездные карты Альянса, посмотрите на них. Найдите на границе с системами Термина звезду Гомер. Увеличьте масштаб. Поглядите на планету Ахилл, которая мирно плывет по своей орбите вокруг Гомера. Напрягите зрение. Видите бледно-лимонную точку? Это Патрокл — спутник Ахилла. Справочник сообщит вам, что горы Патрокла богаты цветными металлами, и саларианско-волусское акционерное общество пыталось наладить здесь добычу руд, но отступило из-за частых набегов батарианских работорговцев на шахтерские поселки.
Типичный для здешних мест случай, когда даже бабло не победило зло.
Далее карта вам ничем не поможет, так что воспользуйтесь воображением и представьте себе грязный и шумный городок, похожий на Омегу в миниатюре — одно из трех поселений на Патрокле, которые еще не зачахли. Половину здешних жителей батарианцы не трогают, потому что себе дороже, а вторую половину — потому что это отребье даром никому не нужно. Средоточием светской жизни по вечерам здесь становится бар, а днем, как сейчас, — рынок. Представьте себе этот рынок с выцветшими палатками, заплеванными проходами и потрескавшимися пластиковыми ящиками. Именно на таком ящике возле глубокой лужи сидят двое ворка и наперебой расхваливают покупателю снайперскую винтовку.
Двое ворка — это типичная парочка из анекдотов, которые можно услышать в Системах Термина. Начните свою речь со слов «А вот идут как-то двое ворка», — и вас, возможно, не сразу пристрелят. Более жалких, тупых и уродливых персонажей просто не найти. А эти двое самые жалкие и тупые из всех жалких и тупых ворка в мире. На первый взгляд сложно поверить, что с ними может вести разговор серьезный покупатель. Но вот же он, покупатель, стоит, скрестив жилистые руки на груди и слушает, как ворка нахваливают свой товар. При этом они так цепляются своими хилыми лапами за ствол и приклад и так сверкают глазенками, что без лишних слов понятно: они скорее расстреляют всех вокруг из этой самой винтовки, чем отдадут ее за плохую цену. И плевать, что из снайперской винтовки «Ки-Шок» трудно расстрелять толпу, потому что ее надо перезаряжать после каждого выстрела.
Из крутой, сверкающей на солнце батарианской винтовки «Ки-Шок».
Чертовски крутой для всего этого занюханного рынка.
Да и для всего Патрокла, если начистоту.
Потому что это снайперская винтовка Заида Массани, а он знает толк в оружии.
— Покупай, человек, — голосят ворка, — ты платить деньги, мы давать винтовка!
Им знаком и другой вариант развития событий, когда покупатель вместо денег расплачивается затрещинами. То, что технически он тогда не должен называться покупателем, ворка не смущает. На Патрокле побои — ходовая валюта. Но на этот раз ворка готовы отстаивать свою добычу до последнего.
Человек думает, разглядывая винтовку. Его загорелый лоб прорезывает горизонтальная морщина. Пальцы правой руки нервно барабанят по предплечью левой.
— Натти, твою мать, мы долго будем тут торчать? — окликают его из-за спины, и человек решается. Своей мужественной рукой он проделывает несколько простейших операций с денежным чипом, и винтовка обретает нового хозяина. Ворка торжествуют. На вырученные деньги они могут жить неделю.
А могли бы запросить столько, что хватило бы на полгода — и покупатель колебался именно из-за несказанно низкой цены, опасаясь подвоха.
Но у ворка всегда было плохо со счетом.
Все-таки стереотипы о тупых ворка выросли не на пустом месте.
Но эти двое не думают ни о каких стереотипах. Они счастливы. Это час их триумфа.
Это час икс. Без минуты полночь в Ванкувере.
* * *
Знакомьтесь: это коммандер Шепард. Когда винтовка «Ки-Шок» второй раз за сутки меняет владельца, коммандер стоит навытяжку и старается не крениться набок из-за сломанной ноги, как подбитый робот.
На Шепард основательно помятая и поцарапанная броня, которая когда-то была жизнерадостно розовой, напоминая обо всех куклах Барби в мире, а теперь приобрела унылый кисельный оттенок. На лице, покрытом неровной сеткой шрамов, пылает багрянцем громадный свежий синяк. Из-за этого синяка и отека левый глаз отказывается открываться, и Шепард смотрит на мир только правым, приятного зеленого цвета. Рыжие волосы взлохмачены и кое-где подпалены на концах.
— Хорошо, — говорит Шепард. — Но при одном условии. Заид Массани никогда, ни за что не должен узнать об этом.
* * *
Давайте попробуем разобраться и отмотаем кадры назад.
Вот коммандер Шепард сидит в кресле в своей собственной квартире, перекинув загорелые ноги через подлокотник. Сильные челюсти коммандера перемалывают клубничную жвачку, между соблазнительных губ надуваются и лопаются пузыри. Высокую грудь обтягивает футболка с потертым логотипом N-7, которую коммандеру подарили после прохождения программы вместе с брелоком для ключей, магнитом на холодильник и еще каким-то глупым мерчем. Возле кресла стоит низкий столик с компьютером, в динамиках бренчит «Flowers on the wall». На краю стола примостился стеклянный стакан, в котором плещется что-то, похожее на коньяк. На самом деле это чай, просто в квартире закончились чистые кружки. Умеренно грязные — тоже.
До часа икс тридцать семь часов и сорок девять минут.
Шепард жует жвачку, качает ногой в пушистом носке и размышляет. Десять минут назад ей позвонила Лиара Т’Сони и сообщила информацию, которая может осчастливить Заида Массани и окончательно положить конец разногласиям между ним и Шепард. Достаточно просто связаться с Заидом и передать ему эту информацию, чтобы тот начал пускать дым из ноздрей и бить копытом.
Но есть нюанс.
Коммандер Шепард терпеть не может быть виноватой или должной, а с Заидом она оказалась и той, и другой. Они заключили сделку, и Заид выполнил все условия, а Шепард — нет. Если выражаться прямо, такое называют подставой. А если принять во внимание, как важна была для Заида Массани та самая сделка, то и крупной подставой.
Коммандера Шепард называют чокнутой — и не без оснований. Называют отмороженной — и тоже за дело. Но еще никто и никогда не обвинял коммандера Шепард в отсутствии принципов. И сейчас все эти принципы хором вопят, что нельзя просто вложить пересказ разговора с Лиарой в письмо, подписать «Целую, Шеп» и отправить Заиду. От одной мысли об этом у Шепард дергается веко.
С другой стороны, ей лучше сейчас не высовываться лишний раз и быть паинькой.
Но, опять же, она засиделась на месте и чувствует, что если не разомнется и не встряхнется, то потеряет форму. А скиснуть перед вторжением Жнецов — плохая, чертовски плохая идея.
Шепард выдувает клубничный пузырь и думает, что ей не помешал бы какой-нибудь знак от вселенной. В конце концов, она постоянно спасает мир, может мир хоть раз оказать ей дружескую услугу в ответ?!
* * *
А теперь посмотрим, как по шумной улице Ванкувера твердой походкой идет Эшли Уильямс. Ее плечи расправлены. Ее спина такая прямая, словно к позвоночнику привязали линейку. В глазах Эшли огонь и сталь. В ее руках пакеты с продуктами, среди которых затесалась бутылка виски.
У Эшли тоже есть четкие принципы. Она твердо знает, что хорошо, что плохо и где пролегает граница между этими понятиями. Поэтому она два раза в неделю навещает Шепард — это отвечает ее представлениям о чести и верности бывшему командиру. То, в каких обстоятельствах приходится навещать коммандера и как трудно было добиться разрешения на эти визиты, только укрепляет решимость Эшли. Ей следовало родиться в семье самураев.
Еще бы Шепард продемонстрировала хотя бы крошечную благодарность. Хотя бы капельку признательности. Хотя бы сказала пару слов в духе: «Спасибо за все, что ты делаешь, Эш». Это не так уж трудно. Просто надо чуть-чуть пошевелить губами и языком. А еще можно пошевелить губами немножко дольше и объяснить, что за хрень творилась весь последний год и при чем тут «Цербер»! Вместо этого Шепард бродит по квартире, спотыкаясь о разбросанные вещи, валяется на диване, смотрит тупые фильмы, жрет пиццу и продукты, которые приносит Эшли, копит грязную посуду в раковине и ничего, совсем ничего не объясняет.
Эшли никому не говорит, но иногда ей хочется воткнуть Шепард головой в пол. И она боится однажды увидеть в зеркале нимб, потому что выносить коммандера подолгу может только святой.
Эшли твердо решила на этот раз серьезно поговорить с Шепард. Когда она отключает силовое поле и берется за ручку двери, то еще не знает, что мир ответил на призыв Героини Галактики, Защитницы от Коллекционеров, бывшей Гордости Альянса и прочая, прочая, прочая. А еще Эшли носит ключи в наружном кармане, не скрываясь, и в этом ее ошибка.
* * *
Где-то в занюханном баре на Патрокле двое ворка только что получили пинок под зад за неплатежеспособность. Они исчерпали кредит и больно ударились о показавшееся дно. Теперь, размазывая по мордам кровавую юшку из разбитых носов, они бредут за границу города в сторону заброшенной шахты, где в бывшем здании администрации проводит встречи батарианский работорговец Граак.
Ворка не могут похвастаться острым умом, но у них хорошо развит инстинкт самосохранения. Поэтому они никогда, ни за что не будут воровать у больших бандитов из Систем Термина. Тем более бывшее здание администрации защищено от незваных гостей лучше волусского банка, и ворка совсем не интересно, что будет, если попытаться залезть за бронированные двери. Они даже не будут подходить к этим дверям. Цель ворка — заброшенный шахтерский поселок. Конечно, оттуда давным-давно все вынесли, но вдруг кто-то из охранников больших боссов обронил там что-нибудь в прошлый раз? Что-то достаточно ценное, чтобы можно было пропить или проесть.
Надежды мало, но ворка не унывают. Кроме того, им больше некуда идти, а их маленькие мозги требуют какой-нибудь активности. Добрести пешком до резиденции Граака, пошарить в поселке, может, найти завалявшийся в углу чип — это позволит убить время.
Ворка идут.
* * *
— Твою мать, коммандер, ну что это за свинство?!
При виде Шепард у Эшли начинают трястись от злости руки, и пакеты вываливаются из ослабевших пальцев на пол. На пол, который не помешало бы вымыть.
— Неужели так трудно, блядь, сообразить не ходить в уличных ботинках по ковру? Нахер тебе вообще уличные ботинки, если ты никуда не выходишь?!
На это Шепард не отвечает. Когда Шепард нужно, она с легкостью притворяется контуженной на оба уха. Например, когда спрашиваешь ее, почему на стол приклеена жвачка или зачем носить уличные ботинки в квартире.
— Скажи мне, Эш, — задумчиво говорит Шепард, — ты веришь в приметы?
Это что-то новенькое.
— Типа гороскопы и все такое? — уточняет Эшли.
— Да какие, нахуй, гороскопы! Гороскопы — это самая большая тупость, которую можно придумать.
— Согласна.
— Мы летаем между звезд и видим их вблизи. Как они могут, блядь, предсказать судьбу? Это просто звезды. Ну, то есть это не просто звезды, некоторые — это чье-то солнце, и вообще они охуенные, но при чем тут судьба? Типа рождается ребенок, какие-то умники смотрят на небо и говорят, вырастет он героем или мудаком? Это просто мегатупо. Да мы на Земле даже видим не сами звезды, а где они были тысячи лет назад, потому что их свету нужно время, чтобы долететь до нас.
— Да я не спорю с тобой, что ты завелась из-за этих гороскопов!
— Да потому что я тебе не про гороскопы говорю! Я про такие, нормальные приметы. Когда тебя будто бы все подталкивает сделать что-нибудь.
— Типа ты садишься на диету, а хочешь бургер и — опа, за углом как раз открывается новая бургерная?
— Вроде того. Или ты даже говоришь себе: не, я не буду этот бургер, я же себе обещала, — и проходишь мимо, а тебе в руку суют рекламку этой забегаловки. И ты такая: не-не-не, у меня же режим и сила воли, — и опять проходишь мимо, себя уже, сука, ненавидишь, но держишься, а потом приходишь домой, а там твои друзья с пакетом этих самых бургеров, потому что они решили завернуть к тебе и захватили жратвы. И вот как пить дать, что они не только бургеры припрут, а еще и какое-нибудь бухло. И ты говоришь: да нахер диету, — и жрешь этот сраный бургер, потому что ну куда ты уже, блядь, денешься, и запиваешь вискарем. И потом, главное, так хорошо, что понимаешь: ну надо это тебе было, судьба.
— А если продержишься и не сожрешь?
— Не знаю. Может, на тебя грузовик с бургерами перевернется, чтобы уже точно дошло.
— И к чему ты это?
— Эш, вот если бы я сказала, что все, вот буквально все вокруг сейчас говорит, что мне надо отсюда выйти и кое-что сделать, что бы ты подумала?
— Все вокруг?
— Угу.
— Выйти отсюда?
— Ага.
Вообще-то терпение у Эшли высшей пробы. Можно сказать, что терпение взращивалось в ней с самого детства — когда у тебя есть три младшие сестры, твои шансы вырасти в хладнокровного коммандо всегда выше, чем если ты единственный, зацелованный родителями ребенок. Потом была армия, в которой рядовая Уильямс не только дослужилась до капитана, но и обзавелась железным хребтом и стальными нервами. Однако в присутствии Шепард Уильямс чувствует, как весь этот металлолом в считанные секунды пожирает ржавчина.
— Шепард, если это репетиция выступления перед судом, то тебя должны закрыть лет на двадцать. Ни один суд не поверит, что ты взорвала систему Бахак, потому что тебе велели голоса в голове, гребаная ты Жанна д’Арк. Если только Призрак не вскрыл тебе мозг и не вшил туда свой чип.
— Призрак не вскрывал мне мозг.
— И не вшивал чип?
— Как бы он вшил чип, не вскрывая мозг?
— Откуда мне знать, блядь, я капитан Альянса, а не нейрохирург! И не нянька, и не адмирал Андерсон, так что скажу прямо: прижми свою задницу и даже не заикайся о бургерах, знаках, голосах и о том, чтобы свалить отсюда накануне суда!
Шепард вздыхает и играет застежками омни-тула — единственной частью снаряжения, которую ей разрешают держать в квартире, после того как эксперты подтвердили, что силовое поле омни-тулом не отключишь. Шепард уже убедилась в правоте их слов. Дважды.
Эшли вдруг понимает: самое паскудное, что она не успела заметить, когда Шепард нацепила омни-тул.
Хотя нет. Самое паскудное, что она не знает, зачем Шепард вдруг понадобился омни-тул. Несколько версий имеется, но ни одна из них не внушает оптимизма. Эшли, во всяком случае, не внушает.
— Шеп?..
— Очень жаль, что ты не веришь в приметы, Эш, — говорит Шепард со вздохом. — Очень жаль.
Когда человека сажают под домашний арест, его лишают любого оружия, кроме, разве что, кухонного ножа. Или гитарной струны в некоторых случаях. Тейн Криос, например, мог бы рассказать много интересного о нетрадиционном использовании гитарных струн. Но всевозможные пистолеты, винтовки и гранатометы прячут подальше.
Вот только у биотика всегда остается он сам.
* * *
А это Джиха по прозвищу Синий Кузнечик. Кузнечик — потому что кварианец с коленками назад. А Синий не из-за цвета кожи, а потому что Джиха любит в пятницу надраться до состояния нестояния, хотя в Ванкувере не так уж просто найти хороший декстроалкоголь.
Джиха отправился в Паломничество четыре года назад, мечтая облететь всю галактику, а вместо этого осел на Земле, открыл мастерскую и нашел себе девушку. Это можно было бы счесть успехом, если бы над мастерской не висела постоянная угроза закрытия, а девушка знала, что Джиха питает к ней большое нежное чувство.
Кузнечик — консерватор до мозга костей. Никто в Ванкувере не знает лучше него кварианских традиционных танцев, а это о чем-то да говорит. Например, о том, что в Ванкувере очень маленькая кварианская диаспора, но это мелочи. Джиха скорее удавится, чем откажется от фамильного узора на своем капюшоне. И он совершенно точно провалится под землю, сгорит от стыда и рассыплется пеплом, если подойдет к девушке, не имея ценного подарка, который кварианец должен подарить будущей матери своих детей. Впрочем, о детях в данном случае говорить не приходится, потому что любовь всей недолгой жизни Джихи — человек и служит в Альянсе, но это не повод вести себя, как нищеброд, у которого за душой ничего нет.
Проблема в том, что Синий Кузнечик — нищеброд, у которого за душой ничего нет. Кроме мастерской, которую не арестовали за долги только потому, что Джиха может собрать пистолет из содержимого соседского мусорного ведра. Он мог бы сколотить себе небольшое состояние, но для этого к золотым рукам нужен для комплекта хоть какой-нибудь мозг, кроме спинного. Рассчитавшись в последнюю секунду с кредиторами, Кузнечик от радости напивается в хлам, тратит последние деньги, царапает машину какого-нибудь мажора, просыпается по уши в долгах, и все начинается по новой.
Но Джиха не унывает. Как говорится, лучший подарок — подарок, сделанный своими руками. Поэтому в свободное от работы и пьянства время Джиха собирает в своей мастерской настоящее чудо, которое должно вместить в себя всю его любовь, а также килограммы металла, пластика, проводов, микросхем и краски. Приверженец традиций Джиха узнал, какой цвет у землян символизирует романтику, и накладывает краску толстым слоем. Кроме того, она помогает скрыть некоторые царапины и потертости. Трудно найти на свалке идеально ровные и гладкие детали, а свалка — самый надежный и проверенный поставщик мастерской Кузнечика.
В субботу утром Джиха заливает в фильтры скафандра средство от похмелья и дрожащими руками примеряется к паяльнику. Похмелье нужно просто пережить, желательно одному, желательно в тишине и за каким-нибудь нетрудным делом. Поэтому на двери мастерской висит табличка «Закрыто». И ничто не предвещает визита коммандера Шепард, которая врывается внутрь, целеустремленная, как ядерная боеголовка.
У Шепард есть пистолет. Отличный пистолет, который она позаимствовала у Эшли — капитану Уильямс все равно в ближайшее время не в кого будет стрелять. Остались сущие мелочи — броня. Однако, если ты под домашним арестом, ты не можешь просто так завернуть в «Армакс Арсенал» или «Хане-Кедар», где тебя в лицо знает последняя собака, и попросить примерить три нагрудника на выбор. Именно поэтому сейчас Шепард не прогуливается по чистому и светлому торговому центру, а вламывается в тесную мастерскую Синего Кузнечика.
Когда сам Кузнечик ковыляет ей навстречу и впереди него летят алкогольные пары, которых не сдерживает даже шлем, Шепард с тоской вспоминает консультантов «Хане-Кедар».
— Мы закрыты, мэм, — говорит Кузнечик. Он очень старается, чтобы все звуки были на своих местах, но некоторые из них все равно застревают у него в горле, а некоторые слишком рьяно рвутся на свободу.
— Ну так откройтесь. Мне нужна броня.
— Починить броню? Приходите в понедельник, и...
— Ты, блядь, видишь на мне броню, которую надо чинить? Мне нужна новая броня, нагрудник, наколенники и все остальное.
Кузнечик прислоняется правым плечом к стене и упирается левой рукой в бок. Он видел эту позу в старых фильмах. Отлично подходит, когда надо выглядеть крутым парнем, а заодно скрыть, что тебя плохо держат ноги после вчерашнего.
— Дамочка, когда вы заходили, вы видели над дверью вывеску?
— Какую еще, нахуй, вывеску?
— Такую табличку с текстом. Синими такими буквами. Там было написано «Армакс Арсенал»?
— Да при чем здесь...
— Или, может, там было написано «Халиат Армори»?
— Нет.
— Нет, потому что там написано, блядь, «Мастерская Джихи»! Тут, блядь, не склад и не выставка армейских новинок! Если у вас есть, что починить, приходите в понедельник, а пока валите, всего вам доброго!
Пока Кузнечик разоряется, Шепард ощупывает глазами мастерскую и безошибочно останавливает взгляд на странном объекте в углу.
— Почем? — спрашивает она и тычет пальцем в это нечто.
Вообще-то нужен богатый опыт, чтобы разглядеть в этом произведении кварианского искусства подходящую для человеческой женщины броню. Больше всего это напоминает набор кастрюль, которые нацепили на вешалку, скрепили обрезками шин, проводами и изолентой и выкрасили в ядовито-розовый цвет.
Кузнечик от природы худощав даже для кварианца, а ванкуверские приятели, из которых один штангист, а другой вышибала в казино, ласково зовут его «дрищ в капюшоне». Но теперь он раздувается от негодования, как воздушный шар, почти вдвое.
— Дамочка, вы знаете, что это такое? Нет, вы знаете? Спросите меня, что это такое!
— Ну, и что это такое?
— Это вам не просто тупой доспех от какого-нибудь «Армакса». Вы видели доспехи от «Армакса»? Да у них, блядь, даже сварочные швы неровные. И застежка на воротнике сзади — только полный гондон будет делать застежку сзади! Да если бы в Мигрирующем флоте кто-нибудь появился в броне с застежкой сзади, его загнобили бы, потому что это полное дерьмо. А знаете, почему «Армакс» делает такое дерьмо?
— И почему «Армакс» так делает?
— Да потому что они делают броню без души! Они берут и штампуют детали, как консервные банки! А это, — Кузнечик указывает дрожащей рукой на свое творение, — штучная работа! Сделанная, блядь, со всей моей любовью! А любовь... — тут он встает в гордую позу и скрещивает руки на груди, — не продается!
— Так, нахуй, — говорит Шепард и делает шаг вперед. — Твоя очередь задавать вопросы. Спроси-ка, за что меня ценили в Альянсе больше всего. Нет, погоди. Если что, не за способность удушить биотикой пацана вроде тебя за семь целых, три десятых секунды. То есть за это — не больше всего. Вот теперь можешь спрашивать.
Джиха смотрит в покрытое глубокими шрамами лицо Шепард, и это зрелище действует на него эффективнее антипохмельного средства, которое все еще плещется где-то у фильтров. Пары алкоголя испаряются окончательно, а вместе с ними испаряется смелость Кузнечика. Под взглядом зеленых прищуренных глаз Джиха нар Райдис вдруг остро ощущает свою смертность.
— Мнэ-э-э-э... — неуверенно произносит он.
— Чего?
— Э-э... За что вас ценили в Альянсе больше всего?
— Больше всего, мэм! Тебя вежливо разговаривать, сука, не учили?!
— Мэм!
— Вот так. Умница. Люблю здоровое любопытство. Так вот больше всего меня ценили в Альянсе за развитую интуицию. Вот смотрю я на тебя сейчас, и интуиция мне подсказывает, что ты просто мечтаешь продать мне вон ту розовую хрень в углу. Со всей, блядь, своей любовью. Я права?
— Да-а... — говорит Кузнечик, сглатывая.
— Говорю же, интуиция меня никогда не обманывает! — Шепард отступает и прикладывает омни-тул к платежному терминалу.
Кузнечик смотрит на высветившуюся на экране сумму и синеет уже по-настоящему. На эти деньги он может бросить к ногам любимой не только полный комплект вооружения из того же «Армакса» с визором ночного видения и лицензионной коллекцией песен «Shoot me, baby» в подарок, но еще и букет роз и ужин в лучшем ресторане с видом на город.
— Это только за любовь, — говорит Шепард и усмехается. — За броню будет отдельно. Ты будешь стоять и пялиться или покажешь уже товар?
— Одну секунду, мэм!
Через двадцать минут Шепард пытается разглядеть себя в разбитое зеркальце заднего вида, свинченное с челнока, и ни один фрагмент, который попадает в поле зрения, ей не нравится. Поделка Джихи, будучи надета на человека, немного больше напоминает броню, чем раньше. Но на непредвзятый взгляд кажется, что Шепард сначала свалилась в помойку, а потом, вместе со всем, что к ней прилипло, в цистерну с розовой краской.
— А это что еще за хуйня? — спрашивает она, рассматривая круглую синюю кнопку на груди, которая выделяется на общем фоне, как голубика на ягодном мороженом.
— Биотический усилитель, мэм, только не жмите! Я не успел протестировать, это экспериментальная система.
— Да тут вся система, блядь, экспериментальная. — Шепард делает несколько шагов и с удивлением понимает, что движения ничего не стесняет, хотя по всем законам физики и анатомии обязано. Она смотрит в зеркало еще раз, ловит отражение собственной шеи, торчащей из чего-то, похожего на громадный пончик, и вздыхает. — М-да. Я коммандер Шепард, и это моя любимая мастерская на Цитадели, тьфу, блядь, в Ванкувере то есть. Ладно, бывай, креативщик.
Шепард выходит, не обращая внимания на слегка осоловелый взгляд, которым провожает ее Синий Кузнечик. Впрочем, взгляд кварианца трудно распознать по техническим причинам.
— Коммандер Шепард? — спрашивает Джиха в пустоту. Пустота не отвечает, но он четко понимает две вещи. Первая: возиться с броней больше не надо. Вторая: сегодня у его мастерской счастливый день, если только ничего не случилось с камерами видеонаблюдения.
До часа икс тридцать семь часов и шесть минут.
* * *
Эшли Уильямс открывает глаза и тут же закрывает обратно. У Эшли нестерпимо звенит в висках и чешется шея — это ее индивидуальная реакция на биотику. Но она все еще надеется, что последние события ей просто приснились. И если зажмуриться, то квартира Шепард сгинет к чертовой матери, а Эшли проснется в собственной постели.
Конечно же, квартира Шепард никуда не пропадает. И Эшли лежит не в своей постели, а на чужом диване, пусть даже удобном. С нее сняты ботинки, а под затылок заботливо подсунута подушечка. Эта самая подушечка окончательно лишает Эшли надежды списать все на дурной сон и приводит ее в бешенство.
— Шепард, ну нахуя-я-я-я-я?! — раздается злобный рык разъяренного ящера, и злосчастная подушка летит через всю комнату и ударяется о пыльный пластик окна.
Шепард, разумеется, не отвечает. Сейчас Шепард сидит в пассажирском кресле корабля, который везет ее на Омегу, и потягивает горячий шоколад с зефирками. Горячий шоколад она купила еще на Земле, потому что где вы видели, чтобы в рейсах на Омегу подавали напитки?
Эшли берет себя в руки и проводит разведку местности. Очень быстро она обнаруживает, что ее датапад, омни-тул и пистолет испарились, как утренний туман. Чуть позже — что и ключей тоже не миновала эта участь.
— Все пропало, — шепчет Эшли.
Однако пропало не все. Например, не пропало силовое поле, которое Альянс поставил специально, чтобы оградить коммандера Шепард от искушения прогуляться на какую-нибудь другую планету до суда. И сейчас это поле весело переливается всеми оттенками голубого и зеленого и надежно удерживает капитана Уильямс от того, чтобы покинуть дом.
Надо ли говорить, что компьютер Шепард надежно заблокирован, и связаться с него с кем-нибудь снаружи не представляется возможным?
Эшли зачем-то еще раз трогает пальцем силовое поле, убеждается, что защитные технологии Альянса по-прежнему на высоте, и собирается покинуть прихожую, но резко замирает. На зеркале, которое отражает ее осунувшееся лицо, помадой коряво выведено: «Объясню потом».
Это последняя капля.
— Она объяснит! Она, блядь, потом объяснит! Сука, я жду объяснений с самого Горизонта, и где? Где-е-е-е-е?! — Эшли носится по комнатам, как бешеная оса, и крушит все, до чего дотягиваются ее накачанные руки. Раз — и в стену летит стакан, орошая чаем ковер и валяющиеся на нем пижамные штаны в цветочек. Два — и вдребезги разлетается хрустальный кубок за победу в многоборье в каком-то лохматом году. Три — и все та же подушка взмывает в воздух, чтобы врезаться в потолочный светильник.
И только когда перед глазами Эшли появляется бережно вставленный в рамочку неумелый рисунок с морем, акулами и откушенной ногой купальщика, она замирает с занесенным кулаком и надрывно сопит. Солдат ребенка не обидит. Вместо очередного удара она пинает валяющийся на полу пакет, который сама сюда принесла. В пакете звякает бутылка виски. Эшли слышит этот звон и задумчиво чешет в затылке.
* * *
А теперь давайте полюбуемся Заидом Массани. Этот Заид еще не знает, что через двадцать семь часов ровно его винтовку продадут за смешные деньги какие-то ворка. Этот Заид еще не контужен взрывом — ни обычным, ни биотическим. Нога этого Заида еще не ступала на поверхность Патрокла. Сейчас эта мускулистая волосатая нога, равно как и вторая, попирает пол его собственной холостяцкой квартиры на Омеге. На Заиде трусы и футболка с рекламой местного борделя: «Don’t fuck with Aria, fuck us!». В руке у него пистолет, из которого он недавно чуть не пристрелил коммандера Шепард. Работа охотника за головами заставляет его несколько нервно относиться к чужим визитам без предварительного звонка. Впрочем, Шепард в ответ чуть не проткнула его лезвием из омни-тула, так что они квиты.
Сама Шепард сидит на диване, закинув ногу на ногу, и очень рада тому, что вообще может так согнуться в своем новом приобретении. Про себя она уже пообещала, что по возвращении домой разведет костер прямо посреди квартиры и сожжет в нем творение Джихи. Плевать, что для этого нужна очень высокая температура. Шепард справится на силе ярости.
— Давай, — негромко и свирепо говорит Заид. — Давай, скажи, что у тебя нет никакого личного интереса на Патрокле. Вот только скажи!.. Ну!..
— Нет у меня никакого интереса на Патрокле.
Рука Заида дергается, гремит выстрел, и пуля входит в стену.
— Совсем озверел?! — вскрикивает Шепард и расцепляет ноги, едва не завалившись на бок.
— Это был предупредительный, следующий будет сразу контрольным. Колись, Шепард: что там? Заложники? Раненые шахтеры? Опять рабочие, которых надо водить за ручку, потому что они нихера не знают про план эвакуации с собственного гребаного завода?! Что ты там забыла?
— Твою мать, Массани, что ты разорался?!
— Что я разорался?! Ты приходишь ко мне без предупреждения, одетая в какое-то розовое дерьмо, и требуешь...
— Придержи свой грязный язык, эту броню делали с любовью. Во всей твоей квартире нет больше ничего, что делалось бы с любовью, включая нас с тобой, так что изволь, блядь, отзываться о прекрасном с уважением!
— Хорошо, ты заваливаешься ко мне домой, одетая в сделанное с любовью дерьмо... так нормально?
— Вполне.
— Кстати, на чем эта хрень работает? Какая платформа? У него вообще есть программное обеспечение?
— Что ты начинаешь-то? Overkill 2.0. Свободная лицензия.
Заид на миг прикрывает глаза и стискивает челюсти. И медленно, очень медленно выдыхает.
— Блядь. Шепард, просто свали из моего дома, и сделаем вид, что этого разговора не было. В этом нельзя ехать даже на пикник, не то что на какой-то Патрокл. Что это за Патрокл вообще?
— Спутник Ахилла.
— Какого, блядь, Ахилла?
— Из греческой, блядь, мифологии! У Систем Термина который, какой это еще может быть Ахилл! Кто из нас двоих наемник, ты или я, почему я, блядь, лучше знаю, где резиденция Граака?
— Да потому что ты ненавидишь батарианцев, это все знают. Это знаю я, это знаешь ты, это знают батарианцы. Ты пасешь этого Граака? Нахуя он тебе?
Шепард смотрит на Заида большими честными глазами. Потом она поднимается, стараясь не оставить на диване никаких деталей своего облачения, и делает шаг вперед. Направленное ей в грудь дуло пистолета ее не смущает.
— Да нахер он мне не сдался! Я тебе клянусь, Заид, никакого личного интереса! Только ты, я и Видо Сантьяго. Ну и Граак. Если он тоже сдохнет, я плакать не буду.
Заид опускает оружие.
— А какие дела у Видо с Грааком?
— Ты бы еще спросил, какие на нем сегодня трусы. Мне откуда знать?!
* * *
На Видо Сантьяго черные трусы с алой надписью «Superboss». Но, чтобы их рассмотреть, пришлось бы снять с него сшитый на заказ костюм цвета альпийских снегов. Черные волосы Видо уложены, как у поп-звезды. В его переднем зубе сверкает бриллиант в двадцать пять сотых карата. Видо так хорош, что боится взглянуть в зеркало, чтобы не умереть от внезапного бурного оргазма.
Именно с Видо Сантьяго начались настоящие проблемы в жизни Заида Массани — вернее, Заид понял, что все предыдущие неурядицы кажутся чепухой, когда тебя ставят на колени и стреляют в голову из дробовика. Именно после неудачной попытки прикончить этого самого Видо между коммандером Шепард и Заидом пробежала черная кошка. «Она просто отпустила этого ублюдка! — негодовал Заид. — Просто, блядь, взяла и отпустила!» Версия Шепард несколько отличалась: «Заид, хер тупой, чуть не взорвал нас всех нахуй! После появления Жнецов у меня миллион вариантов сдохнуть, но ни один не включает гребаный взрыв на гребаном заводе!» В общем, потребовалось время, высокая дипломатия и самоубийственная миссия, чтобы Заид и Шепард снова начали нормально друг с другом разговаривать.
Кроме того, Видо Сантьяго спутался с работорговцами, приторговывал наркотой и мухлевал в покер. Поэтому мы не будем жалеть, узнав, что к часу икс он уже окончательно и безнадежно мертв. У нас тут все-таки история, где хорошие ребята зверски убивают плохих во имя мировой справедливости. Но это потом, а сейчас Видо Сантьяго заходит в лавку Харрота на Омеге, и Харрот не орет от восторга при виде такого клиента только в силу элкорской невозмутимости.
— Скажи мне, Харрот, — задумчиво говорит Видо и прислоняется к прилавку, но так, чтобы не запачкать костюм, — бывает ли у тебя чувство такого странного жжения внутри?
— Утвердительно. Бывает, сэр, когда повар в кафе перебарщивает со специями.
— Нет-нет, я о другом. Такое, понимаешь, чувство, когда все твои кишки вроде бы в порядке, а внутри что-то печет и печет. Это болит душа, Харрот. Моя нежная, ранимая душа.
— С сочувствием. Это очень неприятно, сэр.
Сочувствия в Харроте примерно столько же, сколько в варрене. Этикет требует от элкоров объявлять о своих эмоциях до начала реплики, но нигде не сказано, что элкор при этом не может напропалую лгать.
— О да, это очень неприятно. Неприятно, когда тебе вонзают кинжал в спину. И, главное, кто? Давний друг. Проверенный компаньон. Ты любишь его всем сердцем, а он растаптывает твою любовь. Вот поэтому я чувствую жжение внутри, Харрот. Я всегда его чувствую, когда меня пытаются наебать. А в этот раз меня пытаются наебать особенно грязно, и у меня внутри сейчас пекло, как после тройного соуса чили. Пробовал этот соус, Харрот? Он чертовски острый.
— Дружелюбно. От этого есть надежное средство, сэр. Ебните по вашему другу из гранатомета, и сразу полегчает.
— Харрот, да тебе стоило идти во врачи. Ты отлично подбираешь лекарства. Но гранатомет — это грубо. Это лишено изящества. Давай-ка изучим поподробнее ассортимент твоей аптеки...
Если бы Заид Массани был сейчас на Омеге, вся история могла обернуться совсем по-другому. Но Заида на Омеге уже нет. Он уже летит на Патрокл вместе с Шепард на частном корабле. Из-за спешки им в последний момент выделили каюту, которая когда-то была подсобкой для ведер и швабр, и теперь Шепард упирается спиной в стенку, закинув на Заида ноги в тяжелых ботинках, а он пытается изучать план шахты, полученный от Лиары, и при этом не биться все время локтем о дверь.
* * *
Когда Джеймс Вега получил квартиру прямо под квартирой коммандера Шепард, он готов был прыгать до потолка. В принципе, никакого чуда в таком соседстве не было — весь дом выкупил Альянс, так что у Веги было не больше и не меньше шансов, чем у других бойцов, которые участвовали в жилищной программе. Но коммандер Шепард по соседству! Легенда Альянса! Защитница Цитадели! Первый Спектр-человек! Близость к звезде такого класса вдохновляла. Не говоря уже о том, что о Шепард в постели хоть раз да мечтал каждый в Альянсе, кроме импотентов и Стива Кортеза.
Потом оказалось, что коммандер редко бывает дома, так что знакомство с ней свести не так уж просто. А когда она дома все-таки бывает, то имеет привычку крутить музыку с тяжелыми басами часами напролет. А однажды она затопила Вегу посреди ночи. В итоге они познакомились, когда Джеймс бегал по квартире в пижамных штанах в ананасики и расставлял ведро, таз и миски под самые плотные струи.
Так что Шепард никогда не была идеальной соседкой. Но в эту субботу она превзошла себя. Джеймс Вега сидит на кухне и с зарождающейся ненавистью смотрит в потолок, над которым, судя по звукам, прыгает элкор. Современные дома строят из материалов, которые обеспечивают идеальную терморегуляцию, но вот звукоизоляция в них страдает. Либо разработчики просто не учитывали в расчетах громкость коммандера Шепард. Придя домой в десять вечера, Джеймс уже успел выслушать фальшивое исполнение марша космодесантников, вопли: «Это сотрудничество с террористами, твою мать!» — и нежные переливы, с какими разлетается бьющееся стекло.
Джеймс поднимался этажом выше, чтобы попросить убавить громкость всех звуков раза этак в полтора, но наткнулся на силовое поле и понял, что разговора не выйдет.
Да, это выходные. Да, в воскресенье не нужно вставать рано. Но человек, который всю неделю вскакивает в половину шестого утра, очень, очень ценит свой сладкий сон в выходные. Джеймс Вега не исключение.
— За Горизонт! — раздается сверху новый вопль. И снова звон битого стекла.
Джеймс не выдерживает, берет швабру и с силой колотит ей в потолок. На миг наступает тишина, а потом на Джеймса обрушивается водопад громких ритмичных звуков, как будто наверху решили продолбить дырку в полу.
«Ну, епта, — грустно думает Вега. — Почему в краткой биографии Шепард в сети ни один гондон не упомянул, что она такая, сука, шумная?»
* * *
Шепард протягивает руку и прибавляет громкость на встроенной магнитоле челнока. Этот челнок был арендован в городке, похожем на Омегу, и сейчас несется в алый закат. Закат превращает степные травы Патрокла в червонное золото, и красная машина с блестящей полосой вдоль борта кажется здесь естественной частью пейзажа. За кормой разлетается шлейф звуков нежно любимой коммандером «Surf rider». Ведет челнок Заид Массани, который еще надеется дожить до пенсии, поэтому не пускает Шепард за руль. Шепард не настаивает и бросает в рот по одному соленые орешки из бумажного кулька. Если она не жует, то без слов подпевает музыке. Без слов — не значит «не громко».
— Нельзя ли, блядь, потише? — не выдерживает Заид. — Еб твою мать, Шепард, мы собрались на дело, а ты устраиваешь нам торжественный въезд на батарианскую территорию! Салют еще из гранатомета устрой! Тебя в твоей десантуре хоть немножко конспирации учили?!
— Что ты опять разорался? — лениво говорит Шепард. — Тут в степи пусто, как в моем холодильнике, никому мы тут нахуй не нужны. Ты же не думаешь, что за нами следят?
— Может, и следят, после того как ты сломала руку тому саларианцу.
Шепард пожимает плечами, но наплечник угрожающе скрежещет сочленениями, и она поспешно выпрямляется.
— Он пытался спиздить у меня ключи. Я не люблю, когда у меня пытаются что-то пиздить. Бесит просто. Вот скажи, Массани: вот у тебя морда в шрамах...
— Я вообще весь в шрамах, мужику нормально иметь шрамы.
— И у меня морда в шрамах. Но почему-то до тебя не пытаются тут доебаться, а ко мне каждый второй липнет, затрахали просто. Вот почему, а?
— И правда, почему? Может, потому что я не ношу дебильный доспех цвета бубльгум?
— Нудный ты мужик, Массани. Нет бы сказать: Шепард, да твои шрамы уже почти не видны, ты вся такая невинная, как ромашка на лугу, вот и притягиваешь мудаков.
— Шепард, тебя после крушения собирали в мешок, а потом сшивали, как плюшевую игрушку. Радуйся, что ты вообще на человека похожа, мисс Франкенштейн.
— Сука. Орешек будешь?
— Давай.
Какое-то время оба молчат и таскают из кулька орехи, пока навигатор не оповещает, что до шахты «Мечта» осталось пятнадцать километров.
— Какой у нас план? — спрашивает Шепард.
— Простой и эффективный. Заходим в поселок, занимаем домик с окном напротив шахты. Видо прилетает, выходит из челнока, я снимаю его из снайперки, мы валим, пока не замели. Все.
— Это план А.
— Это просто план. Какое еще, нахуй, А?
— Такое, что в десантуре меня учили не полагаться только на первый вариант. Первый вариант никогда не срабатывает, так что можно сразу слать его нахер. Давай теперь про план Б...
Челнок летит, почти задевая днищем травы степи. Он обдает теплым воздухом и мощным потоком музыки лежащих на животах ворка, незаметных в этих густых, пахучих, а главное, высоких травах. Когда музыка становится тише, ворка осторожно приподнимают головы и провожают челнок взглядом, пока он не превращается в точку на фоне гор.
— Они ехать Граак!
— Они точно ехать Граак!
Ворка переглядываются и заканчивают:
— Сильно дебилы!
* * *
— Дебилы, блядь!
У советника Валерна, как и у всех саларианцев, большие выразительные глаза. Сейчас в этих глазах горит пламя апокалипсиса. Валерн не может усидеть на месте и бегает кругами по малому конференц-залу Совета, напоминая маленькое злое торнадо.
Малый конференц-зал, несмотря на гордое название, по сути своей является курилкой, в которой советники могут передохнуть и пообщаться без соблюдения протокола. Здесь давно и прочно обосновались их любимые кресла, разномастные столы и диван, при виде которого любой уважающий себя дизайнер должен умереть в корчах. Зато здесь уютно, в отличие от зала большого, где старались сделать удобно сразу всем, и в итоге там не удобно никому, и зовут туда самых дорогих гостей вроде посла Удины. Сами же советники предпочитают зал малый, который, к тому же, защищен от прослушки. Хотя в надежности защиты — любой защиты на Цитадели — Валерн уже не уверен. Нужно признать, сомнения его возникли не на пустом месте.
— Спаратус! Объясните мне, блядь, на унилингве, нахуя мы вкладываем дикие деньги в охрану, если какой-то левый хер может спокойно зайти в самое защищенное хранилище на Цитадели и забрать оттуда самый, блядь, охраняемый объект?! Так, что еще сутки этого никто не замечает?
— Валерн, у нас стоит охранная система последнего поколения! — у турианского советника Спаратуса стоит дыбом гребень и нервно дрожат мандибулы. Советник Спаратус прекрасно понимает, что его ждут трудные времена, но все еще надеется как-нибудь оттянуть момент их наступления. — Вы слышали о системе «Протего»?
— Конечно, блядь, я слышал о системе «Протего», я подписывал бешеные счета на эту систему!
— Да потому что дешево и охуенно не бывает!
— Зато дорого и хуево бывает, что мы и наблюдаем! Где была ваша охуенная система, когда нас обчистили, как лохов?!
— Валерн, блядь! У нас стояли замки, фаерволл, двойное шифрование, двадцать камер и три смены охранников! Что я еще должен был сделать? Сам там с винтовкой в руках, блядь, патрулировать?!
— Откуда я знаю?! Это вы отвечаете за охрану и рвали свою костлявую задницу на флаг, что все будет в порядке! Это вы мне должны сказать, какого хуя вам не хватало, чтобы уберечь единственный контейнер!
— А не могли бы вы оба взять и заткнуться, будьте любезны? — подает голос советница азари Тевос.
У советницы Тевос ужасное настроение, но оно не связано с кражей. Она не отвечала за охрану, как Спаратус, и не болеет так душой за содержимое контейнера, как Валерн, поэтому может позволить себе удовольствие понаблюдать за скандалом со стороны. А потом, когда взбешенные коллеги охрипнут, она может выступить в роли дипломата и миротворца. Это очень удобно и работает на репутацию. Но сегодня Тевос не хочет думать о репутации. Ее личная жизнь летит в черную дыру. И в этом, увы, есть и ее вина. Чуть-чуть. Немножко. Достаточно, чтобы признать: роль униженной и оскорбленной принадлежит сейчас отнюдь не ей. И теперь надо как-то собирать себя в кулак, звонить, объясняться... и если кто-нибудь скажет, что за пятьсот лет можно было бы и привыкнуть, Тевос выльет ему на голову дрянной кофе, который потягивает из чашки.
— Вот почему, — с легким отвращением говорит она, — почему за углом варят нормальный кофе, а нам вечно приносят какую-то бурду?
— Тевос, — Валерн замирает на месте, — а может, не время говорить про кофе?
— Конечно, — тут же подключается Спаратус. — За АХЧ у нас отвечает Валерн, и вот даже, блядь, нормальный кофе он не может организовать, зато будет меня учить, как налаживать охрану!
— Нихера себе претензии! Ты видишь этот кофе?
— Конечно, вижу, не слепой!
— Так вот ты его видишь, потому что он есть! Зато я не вижу мой прототип реактора, потому что его спиздили из-под носа у твоих охранников! И кто из нас проебался, а, Спаратус?
— Да какая разница, кто проебался! — повышает голос Тевос. — Теперь важно, как мы будем возвращать украденное.
Валерн и Спаратус еще недолго прожигают друг друга взглядом, а потом синхронно падают на диван по обе стороны от Тевос. Несколько секунд все трое молчат.
— Расследование ведется, — говорит после паузы Спаратус. — Охрана просмотрела материалы с камер, у нас есть подозреваемые, но... одна маленькая проблема.
— Они успели свалить.
— Угу.
— В неизвестном направлении.
— Типа. Их ищут.
— Что-то я не очень верю в результативность действий вашей охраны, — отзывается Валерн. — Поразительно, блядь, но нет, не верю. Тевос... а если неофициально... по вашим каналам?
— Нет. Исключено.
— Вы что, поссорились? — удивляется Спаратус.
— Я не хочу это обсуждать.
— Нет, серьезно? У вас было воссоединение века полтора месяца назад, и теперь вы снова в разводе? Это с твоим-то характером? Что за мелодрама?
Можно сколько угодно говорить о расовых интересах, необходимости держать язык за зубами, о том, что любой посол — почти всегда еще и шпион, но... когда долгое время работаешь с кем-то бок о бок, невольно начинаешь вникать в его житейские проблемы, и расовые интересы тут вообще ни при чем.
— Спаратус, блядь, какое слово во фразе «я не хочу это обсуждать» тебе непонятно?! Нет никаких моих каналов, нет никаких неофициальных путей, сидим на жопах ровно и ждем результатов расследования! Подключайте Спектров, подключайте разведку, подключайте хоть саму Богиню, но тему моей личной жизни закрыли!
— Понял. Отвалил.
— А кто у нас там подозреваемые?
Сейчас Тевос больше всего напоминает большую гремучую змею с Тессии, и в покачивании изящной ножки в дорогой туфле Спаратусу мерещится дрожь колец погремушки. Поэтому он предпочитает молча перекинуть информацию на датапады обоим коллегам.
— Вот как, — задумчиво говорит Тевос и стучит кончиком пальца по безупречно накрашенным лиловой помадой губам. — Кажется, я знаю, кто из Спектров нам нужен.
— А может, не надо? — тоскливо спрашивает Спаратус.
Он уже предугадал ответ. И этот ответ ему не нравится.
* * *
Адмирал Андерсон сидит за столом и с воодушевлением сражается с яичницей с беконом. Судя по его натиску и напору, яичницу ждет скорое и окончательное поражение. Возле левого локтя адмирала дымится кружка крепкого кофе. Вообще-то врачи не рекомендуют ему пить кофе — сердце у Андерсона уже не то, что в юности. Но по воскресеньям он позволяет себе кружку-другую. А в такое солнечное, ясное утро, которое создано быть идеальным, просто необходимо поддаться маленьким слабостям.
Правда, в концепцию идеального утра по Андерсону никак не вписывается звонок от посла Удины, которого даже в его родном дипломатическом корпусе зовут почти по фамилии. Андерсон секунду прикидывает, не сбросить ли звонок и постыдно соврать, что не слышал, но noblesse oblige — и он нажимает «принять вызов». Когда звонит Удина, Андерсону все время кажется, что вызов этот — на дуэль.
— Адмирал, — сухо и неприятно говорит Удина, не размениваясь на приветствия, — Совет требует к себе коммандера Шепард.
— Вообще-то коммандер под домашним арестом ждет суда, — напоминает Андерсон. У фразы двойное дно. «И поэтому она не может предстать перед Советом», — значение первое, официальное. «И поэтому она не могла ничего натворить в ближайшие сутки», — ответ для тех, кто знает коммандера достаточно давно. Удина — знает.
— Я об этом сказал, — сообщает посол и покашливает в кулак. — Но Совет мало интересуют внутренние разногласия Альянса. Им нужен их Спектр. У них для нее какое-то задание.
— А такие подробности, что на планете Земля сейчас утро воскресенья, их тем более не волнуют, да? Я им рожу все нужные разрешения?
— Слушайте, Андерсон, если вы такой умный, скажите это в лицо Тевос! Вроде бы вы у нас главная шишка, вот вы и общайтесь с Советом, а я займу выходной чем-нибудь другим! — Удина отключается.
Андерсон вздыхает. Иногда ему кажется, что Шепард сделала его главным по контактам с Советом в приступе дурного настроения или непонятной обиды. Если бы не это назначение, он занимался бы по-прежнему делами флота или хотя бы не отвечал за каждый чих любого человека в пространстве Цитадели. Иногда он завидует Удине: тот по-прежнему занят любимым делом, но получил еще и бесплатное развлечение — возможность критиковать абсолютно любое решение руководства, формально оставаясь в стороне. И плохо знает Удину тот, кто думает, что посол не злоупотребляет этой возможностью.
Но в глубине души Андерсон даже рад, что Совет затребовал Шепард именно сейчас. Доверие, которое демонстрирует Совет своему Спектру, может благоприятно повлиять на решение суда. Сам Андерсон намерен биться за нее до последнего. Обычно большинство ни в грош не ставит теории Шепард. Положа руку на сердце, Андерсон не может отрицать, что у большинства есть для этого основания — достаточно вспомнить, как именно Шепард преподносит свои теории. Удина обычно уже на середине начинает хвататься одной рукой за грудь, а другой — за пузырек с успокоительным. Но ведь потом-то все безумные гипотезы начинают подтверждаться, причем обычно слишком поздно...
Андерсон встает и с сожалением отодвигает от себя кофе — рассиживаться некогда. Уже на полпути к двери он набирает номер Шепард. Абонент не отвечает.
* * *
Шепард сидит в доме-фургоне в шахтерском поселке во владениях Граака. Кроме пола, стен и крыши в доме нет ничего — местное бережливое население давно вынесло отсюда все, включая привинченные к полу стулья, о чем говорят приметные дырки из-под винтов. Поэтому Шепард и сидит прямо на жестком покрытии, ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, и смотрит, как Заид Массани собирает снайперскую винтовку. Посмотрим и мы.
А этим зрелищем стоит полюбоваться. Заид работает почти в темноте, при пробивающемся в окно свете звезд, но движения его точны, аккуратны и безошибочны. Его крепкие загорелые пальцы нежно касаются приклада, прикрепляют ствольные накладки, присоединяют затвор к затворной раме. В его исполнении подготовка оружия превращается в священнодействие или акт любви. Если бы винтовка могла говорить, она воздала бы Заиду хвалу куда более бурно, чем любая из его бывших любовниц. А если бы могла плакать, то обливалась бы слезами, когда ее через пятнадцать часов сорок восемь минут продадут на рынке.
— Хуйня все это, — задумчиво говорит Шепард. — Но ты продолжай, продолжай.
— Ты уж определись, хуйня это или мне продолжать, а то я уже начинаю, блядь, нервничать, — отвечает Заид. — Магазин дай.
— Да все просто, как два пальца, — Шепард протягивает Заиду магазин. — Ты не сможешь застрелить Сантьяго из винтовки. Просто не сможешь. Туман поднимется, затмение настанет, Видо прилетит с братом-близнецом и ты застрелишь брата.
— Какого, нахуй, брата?
— Близнеца.
— У Видо нет брата-близнеца, он один в семье.
— Ну не брата. Клона.
— Кого? Шепард, клоны бывают только в тупых фантастических фильмах!
— Не тупых!
— Самых, самых тупых. Таких тупых, что тупее уже некуда. Так что если ты думаешь про клона...
— Да отъебись ты от клона, он для примера! План А не сработает, тут нихуя не сделать. Но собрать винтовку все равно надо.
— Спасибо, что разрешила.
— ...Потому что, если ты сейчас ее не соберешь, утром будет идеальная видимость, и Сантьяго будет в гордом одиночестве стоять у входа минут пять. Результат выйдет тот же, но так, сука, обиднее.
— Откуда ты взяла эту хрень? — Заид протирает тряпочкой оптический прицел, но не выдерживает и смотрит в лицо Шепард. Точнее, пытается посмотреть в лицо — в ночи оно кажется каким-то темным провалом под светлым полукругом шлема, который в полумраке приобрел нежный оттенок клубничного йогурта.
— Это не хрень.
— Это самая злоебучая хрень, которую я слышал за последнюю неделю.
— Я тебе говорю, это не хрень! Это работает, потому что мы неудачники.
— Говори, блядь, за себя.
— Массани, тебе твой собственный компаньон всадил в башку заряд дроби. Была бы у него винтовка, а не дробовик, стал бы ты отморозок с пулей в голове. Если это, блядь, не считается за неудачу, то я не знаю, что тогда неудача! А я...
— А что ты?
Если бы Заид мог разглядеть сейчас выражение лица Шепард, оно бы сильно ему не понравилось. Но кругом ночь, и только полукруг шлема слабо качается сначала вправо, потом влево.
— Да у меня просто все как-то через жопу по жизни.
— Да ну.
— Ну да. Если бы существовали проклятия, я бы решила, что меня кто-то, блядь, проклял, чтобы никто мне не верил с первого раза.
— Проклятия тоже бывают только в тупых фантастических фильмах.
— Да знаю я, что их не бывает! Говорю просто, что похоже. Сначала приходишь такая в Совет, говоришь: Сарен мудак! И все такие: да ну нахуй. А потом — опа! — а он и правда мудак. И все такие: на тебе, Шепард, корабль, на тебе звание Спектра, найди этого мудака. А он уже умотал на другой конец галактики. Вот нормально, блядь, да?
— Ну, не нормально.
— Потом говоришь: але, там Жнецы! И все такие снова: да ну нахуй. Вот трудно было, блядь, вспомнить, что в прошлый раз было, нет? А теперь никто не верит, что я не нарочно взрывала Бахак.
— А ты не нарочно?
— Бля, и ты туда же?!
— Да ладно, я пошутил.
— Шутник, блядь. Если ты пошутил, скажи: веришь, что я правда сюда тебя притащила только из-за Видо?
Заид молчит и с преувеличенной аккуратностью устанавливает винтовку напротив окна, в которое прекрасно просматривается вход в бывшую шахту. Просматривается и, соответственно, простреливается.
— Заид Массани!
— Ну?
— Скажи.
— Чего тебе сказать?
— Да или нет.
— Да что ты доебалась-то до меня?
— Я доебалась, потому что ты не веришь! Вот ты прилетел сюда, ставишь винтовку, чтобы пристрелить Видо, а сам сидишь и думаешь: у Шепард есть какой-то свой хитрый план, о котором она не говорит! Она наверняка хочет тут поиметь свою выгоду, а не просто пристрелить к херам одного говнюка, который когда-то предал ее друга! Знаешь, что? Это дохуя обидно. Почти так же обидно, как про тупые фильмы. Я вообще-то люблю фильмы про клонов и всякую такую хуйню.
Заид стряхивает с винтовки невидимую пылинку и поднимается на ноги.
— Отойду поссать.
— Мог мне не докладываться, но иди.
Над Патроклом стоит теплая, бархатная ночь. В темно-сливовом небе горят крупные звезды, острые сахарные пики гор слабо светятся в их сиянии. Серебристые дома кажутся косяком громадных рыб, плывущих в фиолетовом воздухе над бронзовой травой. Над поселком висит спокойная тишина, нарушаемая только размеренным журчанием. Заид Массани стоит, отвернувшись к стенке фургона, и орошает сухую почву мощной струей. За ним из-за угла соседнего дома наблюдают двое ворка. Пять минут назад они прошли мимо замаскированного челнока и не заметили его. Им повезло. Шепард и Заид арендовали челнок у крогана Кракса, и он бы наизнанку вывернул того, кто попытался бы украсть и продать его собственность. Ворка не только обладают развитым инстинктом самосохранения. Они еще и удачливые, только чаще всего сами этого не понимают.
* * *
Адмирал Андерсон ведет машину по оживленным улицам Ванкувера и подпевает радио. Ему так и не удалось дозвониться до коммандера Шепард, но в этом нет ничего страшного. Она могла быть в душе, правда? Или снова выкрутить на максимум громкость музыки. Или караулить горячую сковородку — и ничего, что Шепард никогда и ничего сложнее лапши быстрого приготовления не готовила.
Так что Андерсон совсем, абсолютно — слышите вы? — не встревожен.
Он старается быть оптимистом. Он уверен, что это спасает ему жизнь. В противном случае он не отделался бы легкой аритмией с запретом на большие порции кофе, а уже давно лежал бы под успокоительными где-нибудь в клинике.
— Я коммандер Шепард, и это моя любимая мастерская, блядь, в Ванкувере, — раздается снаружи, и Андерсон не врезается в летящую впереди машину только благодаря многолетнему опыту вождения.
С громадного билборда по левую сторону дороги на него смотрит Шепард в странном кислотно-розовом доспехе. Видео снято в слишком маленьком разрешении для такого экрана, но нет никаких сомнений, что это она: рыжая, встрепанная и недовольная. Потом ее изображение сменяется фотографией кварианца, который тычет пальцем в вывеску «Мастерская Джихи».
Конечно, она могла сняться в этой рекламе раньше. Еще до ареста. Еще до всей этой неприятной истории с системой Бахак. А то, что Андерсон никогда раньше не видел этого ролика, так это потому что вообще не привык рекламу разглядывать...
Радио в машине переходит на «Runaway», и Андерсон с размаху бьет по панели кулаком. После чего прибавляет скорость. Ему нужно добраться до квартиры Шепард до того, как остатки его оптимизма падут под натиском непредвиденных обстоятельств.
Автор: Графит
Бета: meg aka moula
Размер: макси, 25 469 слов
Пейринг/Персонажи: фем!Шепард, Заид Массани, Эшли Уильямс, адмирал Андерсон, Джеймс Вега, Лиара Т'Сони, Видо Сантьяго, Совет, Ария Т'Лоак, ОМП, ОЖП
Категория: броманс, упоминается фемслэш
Жанр: стеб, треш, экшн
Рейтинг: R
Краткое содержание: Коммандер Шепард решает отдать долг Заиду Массани и пристрелить, наконец, недобитого Видо Сантьяго. Но есть нюанс.
Предупреждения: глум, мат, сомнительный юмор, отбитая Шепард
Читать на Ао3 | ФБ-2018
читать дальшеЕсли у вас есть звездные карты Альянса, посмотрите на них. Найдите на границе с системами Термина звезду Гомер. Увеличьте масштаб. Поглядите на планету Ахилл, которая мирно плывет по своей орбите вокруг Гомера. Напрягите зрение. Видите бледно-лимонную точку? Это Патрокл — спутник Ахилла. Справочник сообщит вам, что горы Патрокла богаты цветными металлами, и саларианско-волусское акционерное общество пыталось наладить здесь добычу руд, но отступило из-за частых набегов батарианских работорговцев на шахтерские поселки.
Типичный для здешних мест случай, когда даже бабло не победило зло.
Далее карта вам ничем не поможет, так что воспользуйтесь воображением и представьте себе грязный и шумный городок, похожий на Омегу в миниатюре — одно из трех поселений на Патрокле, которые еще не зачахли. Половину здешних жителей батарианцы не трогают, потому что себе дороже, а вторую половину — потому что это отребье даром никому не нужно. Средоточием светской жизни по вечерам здесь становится бар, а днем, как сейчас, — рынок. Представьте себе этот рынок с выцветшими палатками, заплеванными проходами и потрескавшимися пластиковыми ящиками. Именно на таком ящике возле глубокой лужи сидят двое ворка и наперебой расхваливают покупателю снайперскую винтовку.
Двое ворка — это типичная парочка из анекдотов, которые можно услышать в Системах Термина. Начните свою речь со слов «А вот идут как-то двое ворка», — и вас, возможно, не сразу пристрелят. Более жалких, тупых и уродливых персонажей просто не найти. А эти двое самые жалкие и тупые из всех жалких и тупых ворка в мире. На первый взгляд сложно поверить, что с ними может вести разговор серьезный покупатель. Но вот же он, покупатель, стоит, скрестив жилистые руки на груди и слушает, как ворка нахваливают свой товар. При этом они так цепляются своими хилыми лапами за ствол и приклад и так сверкают глазенками, что без лишних слов понятно: они скорее расстреляют всех вокруг из этой самой винтовки, чем отдадут ее за плохую цену. И плевать, что из снайперской винтовки «Ки-Шок» трудно расстрелять толпу, потому что ее надо перезаряжать после каждого выстрела.
Из крутой, сверкающей на солнце батарианской винтовки «Ки-Шок».
Чертовски крутой для всего этого занюханного рынка.
Да и для всего Патрокла, если начистоту.
Потому что это снайперская винтовка Заида Массани, а он знает толк в оружии.
— Покупай, человек, — голосят ворка, — ты платить деньги, мы давать винтовка!
Им знаком и другой вариант развития событий, когда покупатель вместо денег расплачивается затрещинами. То, что технически он тогда не должен называться покупателем, ворка не смущает. На Патрокле побои — ходовая валюта. Но на этот раз ворка готовы отстаивать свою добычу до последнего.
Человек думает, разглядывая винтовку. Его загорелый лоб прорезывает горизонтальная морщина. Пальцы правой руки нервно барабанят по предплечью левой.
— Натти, твою мать, мы долго будем тут торчать? — окликают его из-за спины, и человек решается. Своей мужественной рукой он проделывает несколько простейших операций с денежным чипом, и винтовка обретает нового хозяина. Ворка торжествуют. На вырученные деньги они могут жить неделю.
А могли бы запросить столько, что хватило бы на полгода — и покупатель колебался именно из-за несказанно низкой цены, опасаясь подвоха.
Но у ворка всегда было плохо со счетом.
Все-таки стереотипы о тупых ворка выросли не на пустом месте.
Но эти двое не думают ни о каких стереотипах. Они счастливы. Это час их триумфа.
Это час икс. Без минуты полночь в Ванкувере.
* * *
Знакомьтесь: это коммандер Шепард. Когда винтовка «Ки-Шок» второй раз за сутки меняет владельца, коммандер стоит навытяжку и старается не крениться набок из-за сломанной ноги, как подбитый робот.
На Шепард основательно помятая и поцарапанная броня, которая когда-то была жизнерадостно розовой, напоминая обо всех куклах Барби в мире, а теперь приобрела унылый кисельный оттенок. На лице, покрытом неровной сеткой шрамов, пылает багрянцем громадный свежий синяк. Из-за этого синяка и отека левый глаз отказывается открываться, и Шепард смотрит на мир только правым, приятного зеленого цвета. Рыжие волосы взлохмачены и кое-где подпалены на концах.
— Хорошо, — говорит Шепард. — Но при одном условии. Заид Массани никогда, ни за что не должен узнать об этом.
* * *
Давайте попробуем разобраться и отмотаем кадры назад.
Вот коммандер Шепард сидит в кресле в своей собственной квартире, перекинув загорелые ноги через подлокотник. Сильные челюсти коммандера перемалывают клубничную жвачку, между соблазнительных губ надуваются и лопаются пузыри. Высокую грудь обтягивает футболка с потертым логотипом N-7, которую коммандеру подарили после прохождения программы вместе с брелоком для ключей, магнитом на холодильник и еще каким-то глупым мерчем. Возле кресла стоит низкий столик с компьютером, в динамиках бренчит «Flowers on the wall». На краю стола примостился стеклянный стакан, в котором плещется что-то, похожее на коньяк. На самом деле это чай, просто в квартире закончились чистые кружки. Умеренно грязные — тоже.
До часа икс тридцать семь часов и сорок девять минут.
Шепард жует жвачку, качает ногой в пушистом носке и размышляет. Десять минут назад ей позвонила Лиара Т’Сони и сообщила информацию, которая может осчастливить Заида Массани и окончательно положить конец разногласиям между ним и Шепард. Достаточно просто связаться с Заидом и передать ему эту информацию, чтобы тот начал пускать дым из ноздрей и бить копытом.
Но есть нюанс.
Коммандер Шепард терпеть не может быть виноватой или должной, а с Заидом она оказалась и той, и другой. Они заключили сделку, и Заид выполнил все условия, а Шепард — нет. Если выражаться прямо, такое называют подставой. А если принять во внимание, как важна была для Заида Массани та самая сделка, то и крупной подставой.
Коммандера Шепард называют чокнутой — и не без оснований. Называют отмороженной — и тоже за дело. Но еще никто и никогда не обвинял коммандера Шепард в отсутствии принципов. И сейчас все эти принципы хором вопят, что нельзя просто вложить пересказ разговора с Лиарой в письмо, подписать «Целую, Шеп» и отправить Заиду. От одной мысли об этом у Шепард дергается веко.
С другой стороны, ей лучше сейчас не высовываться лишний раз и быть паинькой.
Но, опять же, она засиделась на месте и чувствует, что если не разомнется и не встряхнется, то потеряет форму. А скиснуть перед вторжением Жнецов — плохая, чертовски плохая идея.
Шепард выдувает клубничный пузырь и думает, что ей не помешал бы какой-нибудь знак от вселенной. В конце концов, она постоянно спасает мир, может мир хоть раз оказать ей дружескую услугу в ответ?!
* * *
А теперь посмотрим, как по шумной улице Ванкувера твердой походкой идет Эшли Уильямс. Ее плечи расправлены. Ее спина такая прямая, словно к позвоночнику привязали линейку. В глазах Эшли огонь и сталь. В ее руках пакеты с продуктами, среди которых затесалась бутылка виски.
У Эшли тоже есть четкие принципы. Она твердо знает, что хорошо, что плохо и где пролегает граница между этими понятиями. Поэтому она два раза в неделю навещает Шепард — это отвечает ее представлениям о чести и верности бывшему командиру. То, в каких обстоятельствах приходится навещать коммандера и как трудно было добиться разрешения на эти визиты, только укрепляет решимость Эшли. Ей следовало родиться в семье самураев.
Еще бы Шепард продемонстрировала хотя бы крошечную благодарность. Хотя бы капельку признательности. Хотя бы сказала пару слов в духе: «Спасибо за все, что ты делаешь, Эш». Это не так уж трудно. Просто надо чуть-чуть пошевелить губами и языком. А еще можно пошевелить губами немножко дольше и объяснить, что за хрень творилась весь последний год и при чем тут «Цербер»! Вместо этого Шепард бродит по квартире, спотыкаясь о разбросанные вещи, валяется на диване, смотрит тупые фильмы, жрет пиццу и продукты, которые приносит Эшли, копит грязную посуду в раковине и ничего, совсем ничего не объясняет.
Эшли никому не говорит, но иногда ей хочется воткнуть Шепард головой в пол. И она боится однажды увидеть в зеркале нимб, потому что выносить коммандера подолгу может только святой.
Эшли твердо решила на этот раз серьезно поговорить с Шепард. Когда она отключает силовое поле и берется за ручку двери, то еще не знает, что мир ответил на призыв Героини Галактики, Защитницы от Коллекционеров, бывшей Гордости Альянса и прочая, прочая, прочая. А еще Эшли носит ключи в наружном кармане, не скрываясь, и в этом ее ошибка.
* * *
Где-то в занюханном баре на Патрокле двое ворка только что получили пинок под зад за неплатежеспособность. Они исчерпали кредит и больно ударились о показавшееся дно. Теперь, размазывая по мордам кровавую юшку из разбитых носов, они бредут за границу города в сторону заброшенной шахты, где в бывшем здании администрации проводит встречи батарианский работорговец Граак.
Ворка не могут похвастаться острым умом, но у них хорошо развит инстинкт самосохранения. Поэтому они никогда, ни за что не будут воровать у больших бандитов из Систем Термина. Тем более бывшее здание администрации защищено от незваных гостей лучше волусского банка, и ворка совсем не интересно, что будет, если попытаться залезть за бронированные двери. Они даже не будут подходить к этим дверям. Цель ворка — заброшенный шахтерский поселок. Конечно, оттуда давным-давно все вынесли, но вдруг кто-то из охранников больших боссов обронил там что-нибудь в прошлый раз? Что-то достаточно ценное, чтобы можно было пропить или проесть.
Надежды мало, но ворка не унывают. Кроме того, им больше некуда идти, а их маленькие мозги требуют какой-нибудь активности. Добрести пешком до резиденции Граака, пошарить в поселке, может, найти завалявшийся в углу чип — это позволит убить время.
Ворка идут.
* * *
— Твою мать, коммандер, ну что это за свинство?!
При виде Шепард у Эшли начинают трястись от злости руки, и пакеты вываливаются из ослабевших пальцев на пол. На пол, который не помешало бы вымыть.
— Неужели так трудно, блядь, сообразить не ходить в уличных ботинках по ковру? Нахер тебе вообще уличные ботинки, если ты никуда не выходишь?!
На это Шепард не отвечает. Когда Шепард нужно, она с легкостью притворяется контуженной на оба уха. Например, когда спрашиваешь ее, почему на стол приклеена жвачка или зачем носить уличные ботинки в квартире.
— Скажи мне, Эш, — задумчиво говорит Шепард, — ты веришь в приметы?
Это что-то новенькое.
— Типа гороскопы и все такое? — уточняет Эшли.
— Да какие, нахуй, гороскопы! Гороскопы — это самая большая тупость, которую можно придумать.
— Согласна.
— Мы летаем между звезд и видим их вблизи. Как они могут, блядь, предсказать судьбу? Это просто звезды. Ну, то есть это не просто звезды, некоторые — это чье-то солнце, и вообще они охуенные, но при чем тут судьба? Типа рождается ребенок, какие-то умники смотрят на небо и говорят, вырастет он героем или мудаком? Это просто мегатупо. Да мы на Земле даже видим не сами звезды, а где они были тысячи лет назад, потому что их свету нужно время, чтобы долететь до нас.
— Да я не спорю с тобой, что ты завелась из-за этих гороскопов!
— Да потому что я тебе не про гороскопы говорю! Я про такие, нормальные приметы. Когда тебя будто бы все подталкивает сделать что-нибудь.
— Типа ты садишься на диету, а хочешь бургер и — опа, за углом как раз открывается новая бургерная?
— Вроде того. Или ты даже говоришь себе: не, я не буду этот бургер, я же себе обещала, — и проходишь мимо, а тебе в руку суют рекламку этой забегаловки. И ты такая: не-не-не, у меня же режим и сила воли, — и опять проходишь мимо, себя уже, сука, ненавидишь, но держишься, а потом приходишь домой, а там твои друзья с пакетом этих самых бургеров, потому что они решили завернуть к тебе и захватили жратвы. И вот как пить дать, что они не только бургеры припрут, а еще и какое-нибудь бухло. И ты говоришь: да нахер диету, — и жрешь этот сраный бургер, потому что ну куда ты уже, блядь, денешься, и запиваешь вискарем. И потом, главное, так хорошо, что понимаешь: ну надо это тебе было, судьба.
— А если продержишься и не сожрешь?
— Не знаю. Может, на тебя грузовик с бургерами перевернется, чтобы уже точно дошло.
— И к чему ты это?
— Эш, вот если бы я сказала, что все, вот буквально все вокруг сейчас говорит, что мне надо отсюда выйти и кое-что сделать, что бы ты подумала?
— Все вокруг?
— Угу.
— Выйти отсюда?
— Ага.
Вообще-то терпение у Эшли высшей пробы. Можно сказать, что терпение взращивалось в ней с самого детства — когда у тебя есть три младшие сестры, твои шансы вырасти в хладнокровного коммандо всегда выше, чем если ты единственный, зацелованный родителями ребенок. Потом была армия, в которой рядовая Уильямс не только дослужилась до капитана, но и обзавелась железным хребтом и стальными нервами. Однако в присутствии Шепард Уильямс чувствует, как весь этот металлолом в считанные секунды пожирает ржавчина.
— Шепард, если это репетиция выступления перед судом, то тебя должны закрыть лет на двадцать. Ни один суд не поверит, что ты взорвала систему Бахак, потому что тебе велели голоса в голове, гребаная ты Жанна д’Арк. Если только Призрак не вскрыл тебе мозг и не вшил туда свой чип.
— Призрак не вскрывал мне мозг.
— И не вшивал чип?
— Как бы он вшил чип, не вскрывая мозг?
— Откуда мне знать, блядь, я капитан Альянса, а не нейрохирург! И не нянька, и не адмирал Андерсон, так что скажу прямо: прижми свою задницу и даже не заикайся о бургерах, знаках, голосах и о том, чтобы свалить отсюда накануне суда!
Шепард вздыхает и играет застежками омни-тула — единственной частью снаряжения, которую ей разрешают держать в квартире, после того как эксперты подтвердили, что силовое поле омни-тулом не отключишь. Шепард уже убедилась в правоте их слов. Дважды.
Эшли вдруг понимает: самое паскудное, что она не успела заметить, когда Шепард нацепила омни-тул.
Хотя нет. Самое паскудное, что она не знает, зачем Шепард вдруг понадобился омни-тул. Несколько версий имеется, но ни одна из них не внушает оптимизма. Эшли, во всяком случае, не внушает.
— Шеп?..
— Очень жаль, что ты не веришь в приметы, Эш, — говорит Шепард со вздохом. — Очень жаль.
Когда человека сажают под домашний арест, его лишают любого оружия, кроме, разве что, кухонного ножа. Или гитарной струны в некоторых случаях. Тейн Криос, например, мог бы рассказать много интересного о нетрадиционном использовании гитарных струн. Но всевозможные пистолеты, винтовки и гранатометы прячут подальше.
Вот только у биотика всегда остается он сам.
* * *
А это Джиха по прозвищу Синий Кузнечик. Кузнечик — потому что кварианец с коленками назад. А Синий не из-за цвета кожи, а потому что Джиха любит в пятницу надраться до состояния нестояния, хотя в Ванкувере не так уж просто найти хороший декстроалкоголь.
Джиха отправился в Паломничество четыре года назад, мечтая облететь всю галактику, а вместо этого осел на Земле, открыл мастерскую и нашел себе девушку. Это можно было бы счесть успехом, если бы над мастерской не висела постоянная угроза закрытия, а девушка знала, что Джиха питает к ней большое нежное чувство.
Кузнечик — консерватор до мозга костей. Никто в Ванкувере не знает лучше него кварианских традиционных танцев, а это о чем-то да говорит. Например, о том, что в Ванкувере очень маленькая кварианская диаспора, но это мелочи. Джиха скорее удавится, чем откажется от фамильного узора на своем капюшоне. И он совершенно точно провалится под землю, сгорит от стыда и рассыплется пеплом, если подойдет к девушке, не имея ценного подарка, который кварианец должен подарить будущей матери своих детей. Впрочем, о детях в данном случае говорить не приходится, потому что любовь всей недолгой жизни Джихи — человек и служит в Альянсе, но это не повод вести себя, как нищеброд, у которого за душой ничего нет.
Проблема в том, что Синий Кузнечик — нищеброд, у которого за душой ничего нет. Кроме мастерской, которую не арестовали за долги только потому, что Джиха может собрать пистолет из содержимого соседского мусорного ведра. Он мог бы сколотить себе небольшое состояние, но для этого к золотым рукам нужен для комплекта хоть какой-нибудь мозг, кроме спинного. Рассчитавшись в последнюю секунду с кредиторами, Кузнечик от радости напивается в хлам, тратит последние деньги, царапает машину какого-нибудь мажора, просыпается по уши в долгах, и все начинается по новой.
Но Джиха не унывает. Как говорится, лучший подарок — подарок, сделанный своими руками. Поэтому в свободное от работы и пьянства время Джиха собирает в своей мастерской настоящее чудо, которое должно вместить в себя всю его любовь, а также килограммы металла, пластика, проводов, микросхем и краски. Приверженец традиций Джиха узнал, какой цвет у землян символизирует романтику, и накладывает краску толстым слоем. Кроме того, она помогает скрыть некоторые царапины и потертости. Трудно найти на свалке идеально ровные и гладкие детали, а свалка — самый надежный и проверенный поставщик мастерской Кузнечика.
В субботу утром Джиха заливает в фильтры скафандра средство от похмелья и дрожащими руками примеряется к паяльнику. Похмелье нужно просто пережить, желательно одному, желательно в тишине и за каким-нибудь нетрудным делом. Поэтому на двери мастерской висит табличка «Закрыто». И ничто не предвещает визита коммандера Шепард, которая врывается внутрь, целеустремленная, как ядерная боеголовка.
У Шепард есть пистолет. Отличный пистолет, который она позаимствовала у Эшли — капитану Уильямс все равно в ближайшее время не в кого будет стрелять. Остались сущие мелочи — броня. Однако, если ты под домашним арестом, ты не можешь просто так завернуть в «Армакс Арсенал» или «Хане-Кедар», где тебя в лицо знает последняя собака, и попросить примерить три нагрудника на выбор. Именно поэтому сейчас Шепард не прогуливается по чистому и светлому торговому центру, а вламывается в тесную мастерскую Синего Кузнечика.
Когда сам Кузнечик ковыляет ей навстречу и впереди него летят алкогольные пары, которых не сдерживает даже шлем, Шепард с тоской вспоминает консультантов «Хане-Кедар».
— Мы закрыты, мэм, — говорит Кузнечик. Он очень старается, чтобы все звуки были на своих местах, но некоторые из них все равно застревают у него в горле, а некоторые слишком рьяно рвутся на свободу.
— Ну так откройтесь. Мне нужна броня.
— Починить броню? Приходите в понедельник, и...
— Ты, блядь, видишь на мне броню, которую надо чинить? Мне нужна новая броня, нагрудник, наколенники и все остальное.
Кузнечик прислоняется правым плечом к стене и упирается левой рукой в бок. Он видел эту позу в старых фильмах. Отлично подходит, когда надо выглядеть крутым парнем, а заодно скрыть, что тебя плохо держат ноги после вчерашнего.
— Дамочка, когда вы заходили, вы видели над дверью вывеску?
— Какую еще, нахуй, вывеску?
— Такую табличку с текстом. Синими такими буквами. Там было написано «Армакс Арсенал»?
— Да при чем здесь...
— Или, может, там было написано «Халиат Армори»?
— Нет.
— Нет, потому что там написано, блядь, «Мастерская Джихи»! Тут, блядь, не склад и не выставка армейских новинок! Если у вас есть, что починить, приходите в понедельник, а пока валите, всего вам доброго!
Пока Кузнечик разоряется, Шепард ощупывает глазами мастерскую и безошибочно останавливает взгляд на странном объекте в углу.
— Почем? — спрашивает она и тычет пальцем в это нечто.
Вообще-то нужен богатый опыт, чтобы разглядеть в этом произведении кварианского искусства подходящую для человеческой женщины броню. Больше всего это напоминает набор кастрюль, которые нацепили на вешалку, скрепили обрезками шин, проводами и изолентой и выкрасили в ядовито-розовый цвет.
Кузнечик от природы худощав даже для кварианца, а ванкуверские приятели, из которых один штангист, а другой вышибала в казино, ласково зовут его «дрищ в капюшоне». Но теперь он раздувается от негодования, как воздушный шар, почти вдвое.
— Дамочка, вы знаете, что это такое? Нет, вы знаете? Спросите меня, что это такое!
— Ну, и что это такое?
— Это вам не просто тупой доспех от какого-нибудь «Армакса». Вы видели доспехи от «Армакса»? Да у них, блядь, даже сварочные швы неровные. И застежка на воротнике сзади — только полный гондон будет делать застежку сзади! Да если бы в Мигрирующем флоте кто-нибудь появился в броне с застежкой сзади, его загнобили бы, потому что это полное дерьмо. А знаете, почему «Армакс» делает такое дерьмо?
— И почему «Армакс» так делает?
— Да потому что они делают броню без души! Они берут и штампуют детали, как консервные банки! А это, — Кузнечик указывает дрожащей рукой на свое творение, — штучная работа! Сделанная, блядь, со всей моей любовью! А любовь... — тут он встает в гордую позу и скрещивает руки на груди, — не продается!
— Так, нахуй, — говорит Шепард и делает шаг вперед. — Твоя очередь задавать вопросы. Спроси-ка, за что меня ценили в Альянсе больше всего. Нет, погоди. Если что, не за способность удушить биотикой пацана вроде тебя за семь целых, три десятых секунды. То есть за это — не больше всего. Вот теперь можешь спрашивать.
Джиха смотрит в покрытое глубокими шрамами лицо Шепард, и это зрелище действует на него эффективнее антипохмельного средства, которое все еще плещется где-то у фильтров. Пары алкоголя испаряются окончательно, а вместе с ними испаряется смелость Кузнечика. Под взглядом зеленых прищуренных глаз Джиха нар Райдис вдруг остро ощущает свою смертность.
— Мнэ-э-э-э... — неуверенно произносит он.
— Чего?
— Э-э... За что вас ценили в Альянсе больше всего?
— Больше всего, мэм! Тебя вежливо разговаривать, сука, не учили?!
— Мэм!
— Вот так. Умница. Люблю здоровое любопытство. Так вот больше всего меня ценили в Альянсе за развитую интуицию. Вот смотрю я на тебя сейчас, и интуиция мне подсказывает, что ты просто мечтаешь продать мне вон ту розовую хрень в углу. Со всей, блядь, своей любовью. Я права?
— Да-а... — говорит Кузнечик, сглатывая.
— Говорю же, интуиция меня никогда не обманывает! — Шепард отступает и прикладывает омни-тул к платежному терминалу.
Кузнечик смотрит на высветившуюся на экране сумму и синеет уже по-настоящему. На эти деньги он может бросить к ногам любимой не только полный комплект вооружения из того же «Армакса» с визором ночного видения и лицензионной коллекцией песен «Shoot me, baby» в подарок, но еще и букет роз и ужин в лучшем ресторане с видом на город.
— Это только за любовь, — говорит Шепард и усмехается. — За броню будет отдельно. Ты будешь стоять и пялиться или покажешь уже товар?
— Одну секунду, мэм!
Через двадцать минут Шепард пытается разглядеть себя в разбитое зеркальце заднего вида, свинченное с челнока, и ни один фрагмент, который попадает в поле зрения, ей не нравится. Поделка Джихи, будучи надета на человека, немного больше напоминает броню, чем раньше. Но на непредвзятый взгляд кажется, что Шепард сначала свалилась в помойку, а потом, вместе со всем, что к ней прилипло, в цистерну с розовой краской.
— А это что еще за хуйня? — спрашивает она, рассматривая круглую синюю кнопку на груди, которая выделяется на общем фоне, как голубика на ягодном мороженом.
— Биотический усилитель, мэм, только не жмите! Я не успел протестировать, это экспериментальная система.
— Да тут вся система, блядь, экспериментальная. — Шепард делает несколько шагов и с удивлением понимает, что движения ничего не стесняет, хотя по всем законам физики и анатомии обязано. Она смотрит в зеркало еще раз, ловит отражение собственной шеи, торчащей из чего-то, похожего на громадный пончик, и вздыхает. — М-да. Я коммандер Шепард, и это моя любимая мастерская на Цитадели, тьфу, блядь, в Ванкувере то есть. Ладно, бывай, креативщик.
Шепард выходит, не обращая внимания на слегка осоловелый взгляд, которым провожает ее Синий Кузнечик. Впрочем, взгляд кварианца трудно распознать по техническим причинам.
— Коммандер Шепард? — спрашивает Джиха в пустоту. Пустота не отвечает, но он четко понимает две вещи. Первая: возиться с броней больше не надо. Вторая: сегодня у его мастерской счастливый день, если только ничего не случилось с камерами видеонаблюдения.
До часа икс тридцать семь часов и шесть минут.
* * *
Эшли Уильямс открывает глаза и тут же закрывает обратно. У Эшли нестерпимо звенит в висках и чешется шея — это ее индивидуальная реакция на биотику. Но она все еще надеется, что последние события ей просто приснились. И если зажмуриться, то квартира Шепард сгинет к чертовой матери, а Эшли проснется в собственной постели.
Конечно же, квартира Шепард никуда не пропадает. И Эшли лежит не в своей постели, а на чужом диване, пусть даже удобном. С нее сняты ботинки, а под затылок заботливо подсунута подушечка. Эта самая подушечка окончательно лишает Эшли надежды списать все на дурной сон и приводит ее в бешенство.
— Шепард, ну нахуя-я-я-я-я?! — раздается злобный рык разъяренного ящера, и злосчастная подушка летит через всю комнату и ударяется о пыльный пластик окна.
Шепард, разумеется, не отвечает. Сейчас Шепард сидит в пассажирском кресле корабля, который везет ее на Омегу, и потягивает горячий шоколад с зефирками. Горячий шоколад она купила еще на Земле, потому что где вы видели, чтобы в рейсах на Омегу подавали напитки?
Эшли берет себя в руки и проводит разведку местности. Очень быстро она обнаруживает, что ее датапад, омни-тул и пистолет испарились, как утренний туман. Чуть позже — что и ключей тоже не миновала эта участь.
— Все пропало, — шепчет Эшли.
Однако пропало не все. Например, не пропало силовое поле, которое Альянс поставил специально, чтобы оградить коммандера Шепард от искушения прогуляться на какую-нибудь другую планету до суда. И сейчас это поле весело переливается всеми оттенками голубого и зеленого и надежно удерживает капитана Уильямс от того, чтобы покинуть дом.
Надо ли говорить, что компьютер Шепард надежно заблокирован, и связаться с него с кем-нибудь снаружи не представляется возможным?
Эшли зачем-то еще раз трогает пальцем силовое поле, убеждается, что защитные технологии Альянса по-прежнему на высоте, и собирается покинуть прихожую, но резко замирает. На зеркале, которое отражает ее осунувшееся лицо, помадой коряво выведено: «Объясню потом».
Это последняя капля.
— Она объяснит! Она, блядь, потом объяснит! Сука, я жду объяснений с самого Горизонта, и где? Где-е-е-е-е?! — Эшли носится по комнатам, как бешеная оса, и крушит все, до чего дотягиваются ее накачанные руки. Раз — и в стену летит стакан, орошая чаем ковер и валяющиеся на нем пижамные штаны в цветочек. Два — и вдребезги разлетается хрустальный кубок за победу в многоборье в каком-то лохматом году. Три — и все та же подушка взмывает в воздух, чтобы врезаться в потолочный светильник.
И только когда перед глазами Эшли появляется бережно вставленный в рамочку неумелый рисунок с морем, акулами и откушенной ногой купальщика, она замирает с занесенным кулаком и надрывно сопит. Солдат ребенка не обидит. Вместо очередного удара она пинает валяющийся на полу пакет, который сама сюда принесла. В пакете звякает бутылка виски. Эшли слышит этот звон и задумчиво чешет в затылке.
* * *
А теперь давайте полюбуемся Заидом Массани. Этот Заид еще не знает, что через двадцать семь часов ровно его винтовку продадут за смешные деньги какие-то ворка. Этот Заид еще не контужен взрывом — ни обычным, ни биотическим. Нога этого Заида еще не ступала на поверхность Патрокла. Сейчас эта мускулистая волосатая нога, равно как и вторая, попирает пол его собственной холостяцкой квартиры на Омеге. На Заиде трусы и футболка с рекламой местного борделя: «Don’t fuck with Aria, fuck us!». В руке у него пистолет, из которого он недавно чуть не пристрелил коммандера Шепард. Работа охотника за головами заставляет его несколько нервно относиться к чужим визитам без предварительного звонка. Впрочем, Шепард в ответ чуть не проткнула его лезвием из омни-тула, так что они квиты.
Сама Шепард сидит на диване, закинув ногу на ногу, и очень рада тому, что вообще может так согнуться в своем новом приобретении. Про себя она уже пообещала, что по возвращении домой разведет костер прямо посреди квартиры и сожжет в нем творение Джихи. Плевать, что для этого нужна очень высокая температура. Шепард справится на силе ярости.
— Давай, — негромко и свирепо говорит Заид. — Давай, скажи, что у тебя нет никакого личного интереса на Патрокле. Вот только скажи!.. Ну!..
— Нет у меня никакого интереса на Патрокле.
Рука Заида дергается, гремит выстрел, и пуля входит в стену.
— Совсем озверел?! — вскрикивает Шепард и расцепляет ноги, едва не завалившись на бок.
— Это был предупредительный, следующий будет сразу контрольным. Колись, Шепард: что там? Заложники? Раненые шахтеры? Опять рабочие, которых надо водить за ручку, потому что они нихера не знают про план эвакуации с собственного гребаного завода?! Что ты там забыла?
— Твою мать, Массани, что ты разорался?!
— Что я разорался?! Ты приходишь ко мне без предупреждения, одетая в какое-то розовое дерьмо, и требуешь...
— Придержи свой грязный язык, эту броню делали с любовью. Во всей твоей квартире нет больше ничего, что делалось бы с любовью, включая нас с тобой, так что изволь, блядь, отзываться о прекрасном с уважением!
— Хорошо, ты заваливаешься ко мне домой, одетая в сделанное с любовью дерьмо... так нормально?
— Вполне.
— Кстати, на чем эта хрень работает? Какая платформа? У него вообще есть программное обеспечение?
— Что ты начинаешь-то? Overkill 2.0. Свободная лицензия.
Заид на миг прикрывает глаза и стискивает челюсти. И медленно, очень медленно выдыхает.
— Блядь. Шепард, просто свали из моего дома, и сделаем вид, что этого разговора не было. В этом нельзя ехать даже на пикник, не то что на какой-то Патрокл. Что это за Патрокл вообще?
— Спутник Ахилла.
— Какого, блядь, Ахилла?
— Из греческой, блядь, мифологии! У Систем Термина который, какой это еще может быть Ахилл! Кто из нас двоих наемник, ты или я, почему я, блядь, лучше знаю, где резиденция Граака?
— Да потому что ты ненавидишь батарианцев, это все знают. Это знаю я, это знаешь ты, это знают батарианцы. Ты пасешь этого Граака? Нахуя он тебе?
Шепард смотрит на Заида большими честными глазами. Потом она поднимается, стараясь не оставить на диване никаких деталей своего облачения, и делает шаг вперед. Направленное ей в грудь дуло пистолета ее не смущает.
— Да нахер он мне не сдался! Я тебе клянусь, Заид, никакого личного интереса! Только ты, я и Видо Сантьяго. Ну и Граак. Если он тоже сдохнет, я плакать не буду.
Заид опускает оружие.
— А какие дела у Видо с Грааком?
— Ты бы еще спросил, какие на нем сегодня трусы. Мне откуда знать?!
* * *
На Видо Сантьяго черные трусы с алой надписью «Superboss». Но, чтобы их рассмотреть, пришлось бы снять с него сшитый на заказ костюм цвета альпийских снегов. Черные волосы Видо уложены, как у поп-звезды. В его переднем зубе сверкает бриллиант в двадцать пять сотых карата. Видо так хорош, что боится взглянуть в зеркало, чтобы не умереть от внезапного бурного оргазма.
Именно с Видо Сантьяго начались настоящие проблемы в жизни Заида Массани — вернее, Заид понял, что все предыдущие неурядицы кажутся чепухой, когда тебя ставят на колени и стреляют в голову из дробовика. Именно после неудачной попытки прикончить этого самого Видо между коммандером Шепард и Заидом пробежала черная кошка. «Она просто отпустила этого ублюдка! — негодовал Заид. — Просто, блядь, взяла и отпустила!» Версия Шепард несколько отличалась: «Заид, хер тупой, чуть не взорвал нас всех нахуй! После появления Жнецов у меня миллион вариантов сдохнуть, но ни один не включает гребаный взрыв на гребаном заводе!» В общем, потребовалось время, высокая дипломатия и самоубийственная миссия, чтобы Заид и Шепард снова начали нормально друг с другом разговаривать.
Кроме того, Видо Сантьяго спутался с работорговцами, приторговывал наркотой и мухлевал в покер. Поэтому мы не будем жалеть, узнав, что к часу икс он уже окончательно и безнадежно мертв. У нас тут все-таки история, где хорошие ребята зверски убивают плохих во имя мировой справедливости. Но это потом, а сейчас Видо Сантьяго заходит в лавку Харрота на Омеге, и Харрот не орет от восторга при виде такого клиента только в силу элкорской невозмутимости.
— Скажи мне, Харрот, — задумчиво говорит Видо и прислоняется к прилавку, но так, чтобы не запачкать костюм, — бывает ли у тебя чувство такого странного жжения внутри?
— Утвердительно. Бывает, сэр, когда повар в кафе перебарщивает со специями.
— Нет-нет, я о другом. Такое, понимаешь, чувство, когда все твои кишки вроде бы в порядке, а внутри что-то печет и печет. Это болит душа, Харрот. Моя нежная, ранимая душа.
— С сочувствием. Это очень неприятно, сэр.
Сочувствия в Харроте примерно столько же, сколько в варрене. Этикет требует от элкоров объявлять о своих эмоциях до начала реплики, но нигде не сказано, что элкор при этом не может напропалую лгать.
— О да, это очень неприятно. Неприятно, когда тебе вонзают кинжал в спину. И, главное, кто? Давний друг. Проверенный компаньон. Ты любишь его всем сердцем, а он растаптывает твою любовь. Вот поэтому я чувствую жжение внутри, Харрот. Я всегда его чувствую, когда меня пытаются наебать. А в этот раз меня пытаются наебать особенно грязно, и у меня внутри сейчас пекло, как после тройного соуса чили. Пробовал этот соус, Харрот? Он чертовски острый.
— Дружелюбно. От этого есть надежное средство, сэр. Ебните по вашему другу из гранатомета, и сразу полегчает.
— Харрот, да тебе стоило идти во врачи. Ты отлично подбираешь лекарства. Но гранатомет — это грубо. Это лишено изящества. Давай-ка изучим поподробнее ассортимент твоей аптеки...
Если бы Заид Массани был сейчас на Омеге, вся история могла обернуться совсем по-другому. Но Заида на Омеге уже нет. Он уже летит на Патрокл вместе с Шепард на частном корабле. Из-за спешки им в последний момент выделили каюту, которая когда-то была подсобкой для ведер и швабр, и теперь Шепард упирается спиной в стенку, закинув на Заида ноги в тяжелых ботинках, а он пытается изучать план шахты, полученный от Лиары, и при этом не биться все время локтем о дверь.
* * *
Когда Джеймс Вега получил квартиру прямо под квартирой коммандера Шепард, он готов был прыгать до потолка. В принципе, никакого чуда в таком соседстве не было — весь дом выкупил Альянс, так что у Веги было не больше и не меньше шансов, чем у других бойцов, которые участвовали в жилищной программе. Но коммандер Шепард по соседству! Легенда Альянса! Защитница Цитадели! Первый Спектр-человек! Близость к звезде такого класса вдохновляла. Не говоря уже о том, что о Шепард в постели хоть раз да мечтал каждый в Альянсе, кроме импотентов и Стива Кортеза.
Потом оказалось, что коммандер редко бывает дома, так что знакомство с ней свести не так уж просто. А когда она дома все-таки бывает, то имеет привычку крутить музыку с тяжелыми басами часами напролет. А однажды она затопила Вегу посреди ночи. В итоге они познакомились, когда Джеймс бегал по квартире в пижамных штанах в ананасики и расставлял ведро, таз и миски под самые плотные струи.
Так что Шепард никогда не была идеальной соседкой. Но в эту субботу она превзошла себя. Джеймс Вега сидит на кухне и с зарождающейся ненавистью смотрит в потолок, над которым, судя по звукам, прыгает элкор. Современные дома строят из материалов, которые обеспечивают идеальную терморегуляцию, но вот звукоизоляция в них страдает. Либо разработчики просто не учитывали в расчетах громкость коммандера Шепард. Придя домой в десять вечера, Джеймс уже успел выслушать фальшивое исполнение марша космодесантников, вопли: «Это сотрудничество с террористами, твою мать!» — и нежные переливы, с какими разлетается бьющееся стекло.
Джеймс поднимался этажом выше, чтобы попросить убавить громкость всех звуков раза этак в полтора, но наткнулся на силовое поле и понял, что разговора не выйдет.
Да, это выходные. Да, в воскресенье не нужно вставать рано. Но человек, который всю неделю вскакивает в половину шестого утра, очень, очень ценит свой сладкий сон в выходные. Джеймс Вега не исключение.
— За Горизонт! — раздается сверху новый вопль. И снова звон битого стекла.
Джеймс не выдерживает, берет швабру и с силой колотит ей в потолок. На миг наступает тишина, а потом на Джеймса обрушивается водопад громких ритмичных звуков, как будто наверху решили продолбить дырку в полу.
«Ну, епта, — грустно думает Вега. — Почему в краткой биографии Шепард в сети ни один гондон не упомянул, что она такая, сука, шумная?»
* * *
Шепард протягивает руку и прибавляет громкость на встроенной магнитоле челнока. Этот челнок был арендован в городке, похожем на Омегу, и сейчас несется в алый закат. Закат превращает степные травы Патрокла в червонное золото, и красная машина с блестящей полосой вдоль борта кажется здесь естественной частью пейзажа. За кормой разлетается шлейф звуков нежно любимой коммандером «Surf rider». Ведет челнок Заид Массани, который еще надеется дожить до пенсии, поэтому не пускает Шепард за руль. Шепард не настаивает и бросает в рот по одному соленые орешки из бумажного кулька. Если она не жует, то без слов подпевает музыке. Без слов — не значит «не громко».
— Нельзя ли, блядь, потише? — не выдерживает Заид. — Еб твою мать, Шепард, мы собрались на дело, а ты устраиваешь нам торжественный въезд на батарианскую территорию! Салют еще из гранатомета устрой! Тебя в твоей десантуре хоть немножко конспирации учили?!
— Что ты опять разорался? — лениво говорит Шепард. — Тут в степи пусто, как в моем холодильнике, никому мы тут нахуй не нужны. Ты же не думаешь, что за нами следят?
— Может, и следят, после того как ты сломала руку тому саларианцу.
Шепард пожимает плечами, но наплечник угрожающе скрежещет сочленениями, и она поспешно выпрямляется.
— Он пытался спиздить у меня ключи. Я не люблю, когда у меня пытаются что-то пиздить. Бесит просто. Вот скажи, Массани: вот у тебя морда в шрамах...
— Я вообще весь в шрамах, мужику нормально иметь шрамы.
— И у меня морда в шрамах. Но почему-то до тебя не пытаются тут доебаться, а ко мне каждый второй липнет, затрахали просто. Вот почему, а?
— И правда, почему? Может, потому что я не ношу дебильный доспех цвета бубльгум?
— Нудный ты мужик, Массани. Нет бы сказать: Шепард, да твои шрамы уже почти не видны, ты вся такая невинная, как ромашка на лугу, вот и притягиваешь мудаков.
— Шепард, тебя после крушения собирали в мешок, а потом сшивали, как плюшевую игрушку. Радуйся, что ты вообще на человека похожа, мисс Франкенштейн.
— Сука. Орешек будешь?
— Давай.
Какое-то время оба молчат и таскают из кулька орехи, пока навигатор не оповещает, что до шахты «Мечта» осталось пятнадцать километров.
— Какой у нас план? — спрашивает Шепард.
— Простой и эффективный. Заходим в поселок, занимаем домик с окном напротив шахты. Видо прилетает, выходит из челнока, я снимаю его из снайперки, мы валим, пока не замели. Все.
— Это план А.
— Это просто план. Какое еще, нахуй, А?
— Такое, что в десантуре меня учили не полагаться только на первый вариант. Первый вариант никогда не срабатывает, так что можно сразу слать его нахер. Давай теперь про план Б...
Челнок летит, почти задевая днищем травы степи. Он обдает теплым воздухом и мощным потоком музыки лежащих на животах ворка, незаметных в этих густых, пахучих, а главное, высоких травах. Когда музыка становится тише, ворка осторожно приподнимают головы и провожают челнок взглядом, пока он не превращается в точку на фоне гор.
— Они ехать Граак!
— Они точно ехать Граак!
Ворка переглядываются и заканчивают:
— Сильно дебилы!
* * *
— Дебилы, блядь!
У советника Валерна, как и у всех саларианцев, большие выразительные глаза. Сейчас в этих глазах горит пламя апокалипсиса. Валерн не может усидеть на месте и бегает кругами по малому конференц-залу Совета, напоминая маленькое злое торнадо.
Малый конференц-зал, несмотря на гордое название, по сути своей является курилкой, в которой советники могут передохнуть и пообщаться без соблюдения протокола. Здесь давно и прочно обосновались их любимые кресла, разномастные столы и диван, при виде которого любой уважающий себя дизайнер должен умереть в корчах. Зато здесь уютно, в отличие от зала большого, где старались сделать удобно сразу всем, и в итоге там не удобно никому, и зовут туда самых дорогих гостей вроде посла Удины. Сами же советники предпочитают зал малый, который, к тому же, защищен от прослушки. Хотя в надежности защиты — любой защиты на Цитадели — Валерн уже не уверен. Нужно признать, сомнения его возникли не на пустом месте.
— Спаратус! Объясните мне, блядь, на унилингве, нахуя мы вкладываем дикие деньги в охрану, если какой-то левый хер может спокойно зайти в самое защищенное хранилище на Цитадели и забрать оттуда самый, блядь, охраняемый объект?! Так, что еще сутки этого никто не замечает?
— Валерн, у нас стоит охранная система последнего поколения! — у турианского советника Спаратуса стоит дыбом гребень и нервно дрожат мандибулы. Советник Спаратус прекрасно понимает, что его ждут трудные времена, но все еще надеется как-нибудь оттянуть момент их наступления. — Вы слышали о системе «Протего»?
— Конечно, блядь, я слышал о системе «Протего», я подписывал бешеные счета на эту систему!
— Да потому что дешево и охуенно не бывает!
— Зато дорого и хуево бывает, что мы и наблюдаем! Где была ваша охуенная система, когда нас обчистили, как лохов?!
— Валерн, блядь! У нас стояли замки, фаерволл, двойное шифрование, двадцать камер и три смены охранников! Что я еще должен был сделать? Сам там с винтовкой в руках, блядь, патрулировать?!
— Откуда я знаю?! Это вы отвечаете за охрану и рвали свою костлявую задницу на флаг, что все будет в порядке! Это вы мне должны сказать, какого хуя вам не хватало, чтобы уберечь единственный контейнер!
— А не могли бы вы оба взять и заткнуться, будьте любезны? — подает голос советница азари Тевос.
У советницы Тевос ужасное настроение, но оно не связано с кражей. Она не отвечала за охрану, как Спаратус, и не болеет так душой за содержимое контейнера, как Валерн, поэтому может позволить себе удовольствие понаблюдать за скандалом со стороны. А потом, когда взбешенные коллеги охрипнут, она может выступить в роли дипломата и миротворца. Это очень удобно и работает на репутацию. Но сегодня Тевос не хочет думать о репутации. Ее личная жизнь летит в черную дыру. И в этом, увы, есть и ее вина. Чуть-чуть. Немножко. Достаточно, чтобы признать: роль униженной и оскорбленной принадлежит сейчас отнюдь не ей. И теперь надо как-то собирать себя в кулак, звонить, объясняться... и если кто-нибудь скажет, что за пятьсот лет можно было бы и привыкнуть, Тевос выльет ему на голову дрянной кофе, который потягивает из чашки.
— Вот почему, — с легким отвращением говорит она, — почему за углом варят нормальный кофе, а нам вечно приносят какую-то бурду?
— Тевос, — Валерн замирает на месте, — а может, не время говорить про кофе?
— Конечно, — тут же подключается Спаратус. — За АХЧ у нас отвечает Валерн, и вот даже, блядь, нормальный кофе он не может организовать, зато будет меня учить, как налаживать охрану!
— Нихера себе претензии! Ты видишь этот кофе?
— Конечно, вижу, не слепой!
— Так вот ты его видишь, потому что он есть! Зато я не вижу мой прототип реактора, потому что его спиздили из-под носа у твоих охранников! И кто из нас проебался, а, Спаратус?
— Да какая разница, кто проебался! — повышает голос Тевос. — Теперь важно, как мы будем возвращать украденное.
Валерн и Спаратус еще недолго прожигают друг друга взглядом, а потом синхронно падают на диван по обе стороны от Тевос. Несколько секунд все трое молчат.
— Расследование ведется, — говорит после паузы Спаратус. — Охрана просмотрела материалы с камер, у нас есть подозреваемые, но... одна маленькая проблема.
— Они успели свалить.
— Угу.
— В неизвестном направлении.
— Типа. Их ищут.
— Что-то я не очень верю в результативность действий вашей охраны, — отзывается Валерн. — Поразительно, блядь, но нет, не верю. Тевос... а если неофициально... по вашим каналам?
— Нет. Исключено.
— Вы что, поссорились? — удивляется Спаратус.
— Я не хочу это обсуждать.
— Нет, серьезно? У вас было воссоединение века полтора месяца назад, и теперь вы снова в разводе? Это с твоим-то характером? Что за мелодрама?
Можно сколько угодно говорить о расовых интересах, необходимости держать язык за зубами, о том, что любой посол — почти всегда еще и шпион, но... когда долгое время работаешь с кем-то бок о бок, невольно начинаешь вникать в его житейские проблемы, и расовые интересы тут вообще ни при чем.
— Спаратус, блядь, какое слово во фразе «я не хочу это обсуждать» тебе непонятно?! Нет никаких моих каналов, нет никаких неофициальных путей, сидим на жопах ровно и ждем результатов расследования! Подключайте Спектров, подключайте разведку, подключайте хоть саму Богиню, но тему моей личной жизни закрыли!
— Понял. Отвалил.
— А кто у нас там подозреваемые?
Сейчас Тевос больше всего напоминает большую гремучую змею с Тессии, и в покачивании изящной ножки в дорогой туфле Спаратусу мерещится дрожь колец погремушки. Поэтому он предпочитает молча перекинуть информацию на датапады обоим коллегам.
— Вот как, — задумчиво говорит Тевос и стучит кончиком пальца по безупречно накрашенным лиловой помадой губам. — Кажется, я знаю, кто из Спектров нам нужен.
— А может, не надо? — тоскливо спрашивает Спаратус.
Он уже предугадал ответ. И этот ответ ему не нравится.
* * *
Адмирал Андерсон сидит за столом и с воодушевлением сражается с яичницей с беконом. Судя по его натиску и напору, яичницу ждет скорое и окончательное поражение. Возле левого локтя адмирала дымится кружка крепкого кофе. Вообще-то врачи не рекомендуют ему пить кофе — сердце у Андерсона уже не то, что в юности. Но по воскресеньям он позволяет себе кружку-другую. А в такое солнечное, ясное утро, которое создано быть идеальным, просто необходимо поддаться маленьким слабостям.
Правда, в концепцию идеального утра по Андерсону никак не вписывается звонок от посла Удины, которого даже в его родном дипломатическом корпусе зовут почти по фамилии. Андерсон секунду прикидывает, не сбросить ли звонок и постыдно соврать, что не слышал, но noblesse oblige — и он нажимает «принять вызов». Когда звонит Удина, Андерсону все время кажется, что вызов этот — на дуэль.
— Адмирал, — сухо и неприятно говорит Удина, не размениваясь на приветствия, — Совет требует к себе коммандера Шепард.
— Вообще-то коммандер под домашним арестом ждет суда, — напоминает Андерсон. У фразы двойное дно. «И поэтому она не может предстать перед Советом», — значение первое, официальное. «И поэтому она не могла ничего натворить в ближайшие сутки», — ответ для тех, кто знает коммандера достаточно давно. Удина — знает.
— Я об этом сказал, — сообщает посол и покашливает в кулак. — Но Совет мало интересуют внутренние разногласия Альянса. Им нужен их Спектр. У них для нее какое-то задание.
— А такие подробности, что на планете Земля сейчас утро воскресенья, их тем более не волнуют, да? Я им рожу все нужные разрешения?
— Слушайте, Андерсон, если вы такой умный, скажите это в лицо Тевос! Вроде бы вы у нас главная шишка, вот вы и общайтесь с Советом, а я займу выходной чем-нибудь другим! — Удина отключается.
Андерсон вздыхает. Иногда ему кажется, что Шепард сделала его главным по контактам с Советом в приступе дурного настроения или непонятной обиды. Если бы не это назначение, он занимался бы по-прежнему делами флота или хотя бы не отвечал за каждый чих любого человека в пространстве Цитадели. Иногда он завидует Удине: тот по-прежнему занят любимым делом, но получил еще и бесплатное развлечение — возможность критиковать абсолютно любое решение руководства, формально оставаясь в стороне. И плохо знает Удину тот, кто думает, что посол не злоупотребляет этой возможностью.
Но в глубине души Андерсон даже рад, что Совет затребовал Шепард именно сейчас. Доверие, которое демонстрирует Совет своему Спектру, может благоприятно повлиять на решение суда. Сам Андерсон намерен биться за нее до последнего. Обычно большинство ни в грош не ставит теории Шепард. Положа руку на сердце, Андерсон не может отрицать, что у большинства есть для этого основания — достаточно вспомнить, как именно Шепард преподносит свои теории. Удина обычно уже на середине начинает хвататься одной рукой за грудь, а другой — за пузырек с успокоительным. Но ведь потом-то все безумные гипотезы начинают подтверждаться, причем обычно слишком поздно...
Андерсон встает и с сожалением отодвигает от себя кофе — рассиживаться некогда. Уже на полпути к двери он набирает номер Шепард. Абонент не отвечает.
* * *
Шепард сидит в доме-фургоне в шахтерском поселке во владениях Граака. Кроме пола, стен и крыши в доме нет ничего — местное бережливое население давно вынесло отсюда все, включая привинченные к полу стулья, о чем говорят приметные дырки из-под винтов. Поэтому Шепард и сидит прямо на жестком покрытии, ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, и смотрит, как Заид Массани собирает снайперскую винтовку. Посмотрим и мы.
А этим зрелищем стоит полюбоваться. Заид работает почти в темноте, при пробивающемся в окно свете звезд, но движения его точны, аккуратны и безошибочны. Его крепкие загорелые пальцы нежно касаются приклада, прикрепляют ствольные накладки, присоединяют затвор к затворной раме. В его исполнении подготовка оружия превращается в священнодействие или акт любви. Если бы винтовка могла говорить, она воздала бы Заиду хвалу куда более бурно, чем любая из его бывших любовниц. А если бы могла плакать, то обливалась бы слезами, когда ее через пятнадцать часов сорок восемь минут продадут на рынке.
— Хуйня все это, — задумчиво говорит Шепард. — Но ты продолжай, продолжай.
— Ты уж определись, хуйня это или мне продолжать, а то я уже начинаю, блядь, нервничать, — отвечает Заид. — Магазин дай.
— Да все просто, как два пальца, — Шепард протягивает Заиду магазин. — Ты не сможешь застрелить Сантьяго из винтовки. Просто не сможешь. Туман поднимется, затмение настанет, Видо прилетит с братом-близнецом и ты застрелишь брата.
— Какого, нахуй, брата?
— Близнеца.
— У Видо нет брата-близнеца, он один в семье.
— Ну не брата. Клона.
— Кого? Шепард, клоны бывают только в тупых фантастических фильмах!
— Не тупых!
— Самых, самых тупых. Таких тупых, что тупее уже некуда. Так что если ты думаешь про клона...
— Да отъебись ты от клона, он для примера! План А не сработает, тут нихуя не сделать. Но собрать винтовку все равно надо.
— Спасибо, что разрешила.
— ...Потому что, если ты сейчас ее не соберешь, утром будет идеальная видимость, и Сантьяго будет в гордом одиночестве стоять у входа минут пять. Результат выйдет тот же, но так, сука, обиднее.
— Откуда ты взяла эту хрень? — Заид протирает тряпочкой оптический прицел, но не выдерживает и смотрит в лицо Шепард. Точнее, пытается посмотреть в лицо — в ночи оно кажется каким-то темным провалом под светлым полукругом шлема, который в полумраке приобрел нежный оттенок клубничного йогурта.
— Это не хрень.
— Это самая злоебучая хрень, которую я слышал за последнюю неделю.
— Я тебе говорю, это не хрень! Это работает, потому что мы неудачники.
— Говори, блядь, за себя.
— Массани, тебе твой собственный компаньон всадил в башку заряд дроби. Была бы у него винтовка, а не дробовик, стал бы ты отморозок с пулей в голове. Если это, блядь, не считается за неудачу, то я не знаю, что тогда неудача! А я...
— А что ты?
Если бы Заид мог разглядеть сейчас выражение лица Шепард, оно бы сильно ему не понравилось. Но кругом ночь, и только полукруг шлема слабо качается сначала вправо, потом влево.
— Да у меня просто все как-то через жопу по жизни.
— Да ну.
— Ну да. Если бы существовали проклятия, я бы решила, что меня кто-то, блядь, проклял, чтобы никто мне не верил с первого раза.
— Проклятия тоже бывают только в тупых фантастических фильмах.
— Да знаю я, что их не бывает! Говорю просто, что похоже. Сначала приходишь такая в Совет, говоришь: Сарен мудак! И все такие: да ну нахуй. А потом — опа! — а он и правда мудак. И все такие: на тебе, Шепард, корабль, на тебе звание Спектра, найди этого мудака. А он уже умотал на другой конец галактики. Вот нормально, блядь, да?
— Ну, не нормально.
— Потом говоришь: але, там Жнецы! И все такие снова: да ну нахуй. Вот трудно было, блядь, вспомнить, что в прошлый раз было, нет? А теперь никто не верит, что я не нарочно взрывала Бахак.
— А ты не нарочно?
— Бля, и ты туда же?!
— Да ладно, я пошутил.
— Шутник, блядь. Если ты пошутил, скажи: веришь, что я правда сюда тебя притащила только из-за Видо?
Заид молчит и с преувеличенной аккуратностью устанавливает винтовку напротив окна, в которое прекрасно просматривается вход в бывшую шахту. Просматривается и, соответственно, простреливается.
— Заид Массани!
— Ну?
— Скажи.
— Чего тебе сказать?
— Да или нет.
— Да что ты доебалась-то до меня?
— Я доебалась, потому что ты не веришь! Вот ты прилетел сюда, ставишь винтовку, чтобы пристрелить Видо, а сам сидишь и думаешь: у Шепард есть какой-то свой хитрый план, о котором она не говорит! Она наверняка хочет тут поиметь свою выгоду, а не просто пристрелить к херам одного говнюка, который когда-то предал ее друга! Знаешь, что? Это дохуя обидно. Почти так же обидно, как про тупые фильмы. Я вообще-то люблю фильмы про клонов и всякую такую хуйню.
Заид стряхивает с винтовки невидимую пылинку и поднимается на ноги.
— Отойду поссать.
— Мог мне не докладываться, но иди.
Над Патроклом стоит теплая, бархатная ночь. В темно-сливовом небе горят крупные звезды, острые сахарные пики гор слабо светятся в их сиянии. Серебристые дома кажутся косяком громадных рыб, плывущих в фиолетовом воздухе над бронзовой травой. Над поселком висит спокойная тишина, нарушаемая только размеренным журчанием. Заид Массани стоит, отвернувшись к стенке фургона, и орошает сухую почву мощной струей. За ним из-за угла соседнего дома наблюдают двое ворка. Пять минут назад они прошли мимо замаскированного челнока и не заметили его. Им повезло. Шепард и Заид арендовали челнок у крогана Кракса, и он бы наизнанку вывернул того, кто попытался бы украсть и продать его собственность. Ворка не только обладают развитым инстинктом самосохранения. Они еще и удачливые, только чаще всего сами этого не понимают.
* * *
Адмирал Андерсон ведет машину по оживленным улицам Ванкувера и подпевает радио. Ему так и не удалось дозвониться до коммандера Шепард, но в этом нет ничего страшного. Она могла быть в душе, правда? Или снова выкрутить на максимум громкость музыки. Или караулить горячую сковородку — и ничего, что Шепард никогда и ничего сложнее лапши быстрого приготовления не готовила.
Так что Андерсон совсем, абсолютно — слышите вы? — не встревожен.
Он старается быть оптимистом. Он уверен, что это спасает ему жизнь. В противном случае он не отделался бы легкой аритмией с запретом на большие порции кофе, а уже давно лежал бы под успокоительными где-нибудь в клинике.
— Я коммандер Шепард, и это моя любимая мастерская, блядь, в Ванкувере, — раздается снаружи, и Андерсон не врезается в летящую впереди машину только благодаря многолетнему опыту вождения.
С громадного билборда по левую сторону дороги на него смотрит Шепард в странном кислотно-розовом доспехе. Видео снято в слишком маленьком разрешении для такого экрана, но нет никаких сомнений, что это она: рыжая, встрепанная и недовольная. Потом ее изображение сменяется фотографией кварианца, который тычет пальцем в вывеску «Мастерская Джихи».
Конечно, она могла сняться в этой рекламе раньше. Еще до ареста. Еще до всей этой неприятной истории с системой Бахак. А то, что Андерсон никогда раньше не видел этого ролика, так это потому что вообще не привык рекламу разглядывать...
Радио в машине переходит на «Runaway», и Андерсон с размаху бьет по панели кулаком. После чего прибавляет скорость. Ему нужно добраться до квартиры Шепард до того, как остатки его оптимизма падут под натиском непредвиденных обстоятельств.
Вопрос: Круто?
| 1. Да! | 14 | (100%) | |
| Всего: | 14 | ||
@темы: фик, R-NC-17, Эшли Уильямс, Заид Массани, Дэвид Андерсон, Джеймс Вега, джен, Mass Effect, ф!Шепард, Лиара Т’Сони, ФБ-2018, другой персонаж (канон), Ария Т’Лоак
-
-
14.02.2019 в 15:39-
-
14.02.2019 в 15:39-
-
14.02.2019 в 15:40-
-
14.02.2019 в 15:41-
-
14.02.2019 в 15:41-
-
14.02.2019 в 15:42-
-
14.02.2019 в 15:42-
-
14.02.2019 в 15:43-
-
14.02.2019 в 15:44-
-
14.02.2019 в 15:45-
-
14.02.2019 в 15:45-
-
14.02.2019 в 15:46-
-
14.02.2019 в 15:47-
-
14.02.2019 в 15:47-
-
14.02.2019 в 15:48-
-
14.02.2019 в 15:48-
-
14.02.2019 в 16:15Заид отключает связь и опирается на приклад винтовки. Это уже не прекрасная батарианская винтовка «Ки-Шок», но тоже хорошая. Чертовски хорошая, ведь Заид Массани знает толк в оружии. Закатное солнце сияет на блестящем стволе. Заид усмехается.
— Сделано, блядь, с любовью.
Это восхитительно. Чёрт, я бы оставила более связный наполненный смыслом отзыв, но не могу
-
-
14.02.2019 в 16:46-
-
14.02.2019 в 17:11-
-
14.02.2019 в 21:40Прекрасно, просто прекрасно!