Несколько драбблов.

[mass-effect]

2015-2016 год.

Название: Гибель с небес
Размер: драббл, 720 слов
Персонажи/пейринг: Шепард; Балак в качестве детали интерьера
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Взгляд на события соответствующего DLC сквозь прицел Александра Шепарда.
Примечание: Ренегатское прохождение, соответственно - гибель заложников.

...сказал бы, что ненавижу батариан — едва ли не единственными из чужаков. Сказал бы, но только это — не ненависть. Отвращение, презрение, склизкое и мокрое чувство во внутренностях, от которого тянет сплюнуть. Это во-первых, а во-вторых — так и лезет в голову бородатый анекдот: тот, где "вы просто не умеете их готовить".
Кого ни спроси — а Шепард, по их экспертному мнению, спец в приготовлении батариан. Хорошенько прожаренных или с кровью — на выбор; специи положить по вкусу.
Пожалуй, более верным будет: "не могу их терпеть". Аллергическая реакция, в своём роде. Помноженная на астрополитические нюансы.
Вот и здесь, едва завидев четырёхглазые морды, я осознал — пощады не будет… хотя – не так. Не будет вообще ничего. Болтовня с батарианами не входит в мой военный контракт.
И вот, дошло до того, что я стоял перед главной мордой, стиснувшей в чуть дрожащей – совсем немного: не от страха, от предвкушения, — лапе самодельный пульт. (В чем-то наши виды мыслят сходно – поза дешевого злодея из супергеройских комиксов удалась ему на отлично).
Морда нахально пялилась на меня — а я узнавал: бравый батарианский командир, драпавший от флота Альянса впереди собственного возмущенно-гордого визга. Наши пути не пересекались по-настоящему, но я помнил многое из оперативных сводок тех лет. Практически всё. (Возможно, чёткая память – одно из побочных следствий недостачи эмоций, пятнающих впечатления).
Я узнавал, и на сетчатке – невидимым – плясало перекрестье прицела. Как будто смотрел этому Балаку в переносицу (никогда не в глаза; инструктаж, часть психологической подготовки – невозможность фокусировки, подсознательный стресс, задержка реакций: любой ценой избегать) – не с пяти шагов, на виду у всей его солдатни, а с более надежного расстояния, прижимая к плечу приклад снайперской винтовки.
Если бы у меня и впрямь была такая возможность.
Если бы.
Я сморгнул, пользуясь временем, данным «для размышления» - и несбывшуюся вероятность стерло с сетчатки.
Морда Балака ухмылялась, и где-то там молчала мисс Боумен, выходившая со мною на связь.
Даже ненависть нельзя было привести в своё оправдание.
Просто в моей галактике – чистой, упорядоченной, галактике – не было места для батариан. И батарианских манипуляций.
Болтовня же с ними, как было сказано, не входит в мой военный контракт.

…взрыв раздался в тот же самый момент, когда я выхватил пистолет, сразу же бросаясь к укрытию.
Разумеется, я стрелял не в лапу с пультом.

…хвала батарианской самонадеянности: вскоре я уже стоял не перед Балаком, а над ним, задыхающимся от раны, наставив на него пистолет: а он смотрел мне в глаза и задыхался, вдобавок, от бессильной ненависти. Ненависти к тому, кто даже не снисходил ненавидеть его в ответ.
Я предусмотрительно не взял сюда тех, кто мог бы настаивать на международном суде. Единственный выстрел – и никаких объяснений; спасибо новым полномочиям, санкция на правосудие у меня была.
Впрочем, нет. Он не должен был умереть так же быстро.
...сначала я содрал выстрелом кожу у него со щеки. И немного мяса; кость была видна на просвет — но он мог еще отвечать; давился кровавым кашлем – но мог.
Потом я прострелил ему колено. Затем локоть. Затем плечо.
Я задавал вопрос за вопросом — и стрелял; механически, словно в тире. Балак был легкой мишенью. Пускай на редкость упрямой.
Но я не убивал его. Смотрел, опустив голову, как он плюется кровью, смешанной со злобным бахвальством, — как упрямо ползёт, подтягиваясь целыми ногой и рукой. Батарианский капитан выглядел полураздавленной мухой — тараканом с оторванной головой. Что-то во мне боролось с желанием сделать контрольный выстрел. Когда я отвернулся, он был еще жив.
Когда главный инженер нашёл меня, батарианин всхлипнул последний раз — и замер. Я только пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд.
Балак больше не был насущным делом – никогда больше не будет; и теперь стоило доходчиво объяснить мистеру Этвеллу, чем я заплатил за благой исход. И, естественно, чем мистер Этвелл должен будет заплатить – мне.
Я умею быть убедительным. Даже если методы убеждения не слишком подходят для какой-нибудь светской вечеринки с коктейлями.

...потом я зашел в камеру и постоял над обгорелыми трупами. Минуту, не больше.
Я соврал этому Этвеллу; мисс Боумен не будет являться ко мне во снах. Как и никто другой.
Я напишу ее родителям, разумеется, — сообщу, что их дочь погибла, как героиня. В ее голосе звучала эта готовность — я узнавал ее, как узнают отражение в кривом зеркале. Иначе бы, возможно, я колебался дольше.
А впрочем, нет.
С террористами и пиратами — никаких переговоров; никакой сдачи на милость, никакого суда. Даже если бы обе они — Боумен и та, другая — кричали и молотили по стене их тюрьмы, это ничего бы не изменило.
Такие, как я, отлично знают свой долг.
Таких, как я, для этого и готовили.


Название: Голод
Размер: драббл, 975 слов
Персонажи/пейринг: Моринт/ф!Шепард
Категория: фемслэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Моринт голодна.
Примечание: UST

Моринт голодна; голод грызёт ее, неотступно и непрестанно.
Особенно здесь, на «Нормандии», полной исключительных и особенных — ярких, как ночные огни. Сокровищ, собранных Шепард — будто специально, чтобы любоваться ими, перебирать, ласкать. Шепард не обязательно убивать их, всех до единого, чтобы оставить рядом. (Она, Шепард, везучая, что ни говори).
Моринт голодна; и она умеет сдерживать голод, как всякий хищник — лежать в засаде, ждать, считая минуты. Строить ловушки, простые, но эффективные — полагаться на обстоятельства, на собственную смекалку и чужую ошибку, проскальзывая в незаметнейшие из щелей, особенно те, что остаются между словами.
В детстве она часто обещала Самаре: «Да, мама, я буду вести себя хорошо». «Вести себя хорошо» означало — не попадаться. Или — попадаться только на том, на что даже мама — правильная, скучная мама — способна взглянуть сквозь пальцы. Счесть простительным — по неопытности или по малолетству; а может, даже из каких-нибудь глупых принципов, вроде «справедливости» или «чести».
Только вот — это совсем другое.
На этот раз Моринт дала обещание, которое на самом деле хочет сдержать.
Так что она ускользает с «Нормандии» — стоит им пришвартоваться на Иллиуме, Цитадели или Омеге, — и Шепард дергает плечом, объясняя: «У юстицара дела». Никто не спрашивает, не уточняет — только посмеивается из-под капюшона внимательная воровка — подстеречь бы, выпить с губ этот смех, присвоить тайную память, запереть секреты в мертвых глазах — «Она никому не выдаст наших тайн, Шепард», — Моринт прикусывает губу; не сейчас, не здесь. Каждый чует запах опасности — от дочери, как чуял от матери. Каждый знает: их судят, взвешивают на незримых весах — по справедливости ли, по жажде. Разницы нет.
Но когда Шепард приглашает на борт другую азари, Моринт неслышно шипит. Колючее электричество бежит по хребту, покалывает кончики пальцев — убийца матери, лакированная шкатулка с секретом — «Мы ведь даже похожи, Шепард, так почему?» — с десяток отточенных обвинений, которые могла бы бросить Самара; и — насчет этой ведь не было договора, а значит...
Шепард стискивает её запястье — пальцами, способными крушить кости; пожатие настолько нежное, что не избежать синяка.
Она вскидывается: «Можно?», но глаза Шепард вспыхивают яростным: «Нет».
Чужая добыча; метка охотницы; и Моринт отступает на шаг под хлестким ударом взгляда.
Этот взгляд — проникает внутрь, как будто они уже пережили слияние; беспощадно-жгучее, всеобъемлющее, нетерпеливое — как только и умеет соединяться Моринт. Скребет под кожей, вызывая в памяти тот вечер на Омеге: сознание, только приоткрывшееся навстречу, и тут же захлопнувшееся вновь. Такое манящее, что запах привёл её сюда, связав обещанием.
Шепард заходит к ней на следующий день после отлета с базы Посредника, нимало не обеспокоенная. Кидает — точно в руки — пачку дорогого наркотика, её любимого, дергая плечом на невысказанный — только взгляд, изгиб губ, поворот головы — вопрос. Делает шаг назад, прищелкивает пальцами, точно в танце под неслышную музыку (которую Моринт не успела еще включить), и смотрит так, словно ей пора бы идти.
— Знаешь, ведь все мои партнеры испытали величайшее наслаждение. Такое, что их нервная система сгорала, не выдержав.
Зачем она говорит об этом? Словно взгляд — снова этот самый взгляд Шепард — тянет не то что за язык даже: играет смычком на голосовых связках. Тоскливая нота пронзает всё её существо, внутренности сводит судорогой, какую не выйдет даже списать на время без смертей и убийств.
— Исключительная личность, вроде тебя, могла бы пережить слияние с ардат-якши.
Может быть, выпив её — она станет воистину чем-то большим?
А может быть... Моринт облизывает губы — язык быстро-быстро скользит от одного края рта к другому. Как это может быть: соединиться с кем-то больше, чем один раз? Как это бывает — столкнуться с чужим желанием, но вернуться?
Рассыпаться пеплом там, где всегда сжигала?
Или — оставить пепел по обе стороны, точно зеркальное отражение.
Дрожь пробегает по её шее, растекается по плечам: длинная, жадная.
— Ты думаешь, что я — дура? — беззлобно усмехается Шепард.
«Я думаю, что твое удовольствие будет самым сладким, самым болезненным, самым обжигающим и восхитительным из того, что мне довелось испытывать».
«Я думаю, что раз ты способна соперничать с хищниками вроде меня, — то способна и ответить мне тем же, в постели, как и в бою».
Моринт пожимает плечами (поводит, стряхивая мурашки) и откидывается — со всей непринужденностью — на спинку дивана.
— У тебя в голове протеанский шифр, ты одолела Жнеца и возвратилась из мертвых. Кто может с тобой сравниться?
«Я надеюсь, что ты подаришь мне нечто особенное».
«Я надеюсь разделить с тобой свое одиночество».
Моринт хочет ее. Хочет убить ее. Хочет быть с ней. Быть ей.
Слишком много всего. Слишком много — её, и невозможно дышать, потому что воздух пропитан Шепард — её потом, смехом, щекочущим ноздри шлейфом гари и крови (этот след походит на тот, который оставляет за собой Моринт — тоньше, но отчетливей в то же самое время). Её злит это. Её это возбуждает.
— Быть может, мы отпразднуем этим нашу победу?
Ее речь становится быстрой, неуверенной, жаркой — желания схлестываются, переплетаясь, как змеи — или любовники. Она стискивает пальцами кожаную поверхность — разрывает, точно когтями, как расцарапывала бы спину, бёдра, плечи; и когда Шепард подходит ближе — вкрадчиво, как отражение, и медленно, как сквозь воду, и эти волосы вокруг ее головы, как нимб, насмешка над несуществующей святостью, — то Моринт подбрасывает с места, словно пружиной: ладонь ложится Шепард на грудь, стискивая черную ткань.
Та не отшатывается; наоборот — и пальцы Шепард легко, раздумчиво скользят по загривку Моринт, чуть ниже основания её щупалец. У Моринт почти перехватывает дыхание. Зрачки расширяются, впитывая блеск каждой звезды, видной с наблюдательной палубы, и она почти готова...
— Я подумаю об этом после. До победы еще надо дожить.
Шепард почти невесомо толкает её в грудь кончиками пальцев, обращая флирт в шутку, и Моринт требуется всё самообладание, чтобы не взвыть.
Моринт впивается зубами в запястье, когда Шепард оставляет ее — бросив на прощание лишь усмешку; и вкус собственной крови ненадолго заполняет сосущую пустоту.
Кровь Шепард — её кровь должна быть жидким огнем, искристым от её мощной биотики; и это — второе, что Моринт мечтала бы в ней попробовать; разорвать грудь и вырвать оттуда сердце; чтобы оно принадлежало лишь ей одной.
Пронзительно-синие глаза Шепард — омут, в котором не отражается черным-черное обещание «объятий вечности» — истинной, окончательной, которая только и способна утолить все желания; покоя, который Моринт даёт другим и которого не знает сама.
Моринт голодна; и этот голод никогда не отступит.


Название: Смертный холод
Размер: драббл, 235 слов
Персонажи/пейринг: м!Шепард
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Алкера. Место крушения «Нормандии».
Примечание: хэдканонный Шепард; да, сто первый раз всё про то же

...Александр Шепард идёт по снегу. Тишина. Свет. Похоже и впрямь на загробный мир — наверное, некоторые его таким и воображают.
Собрать жетоны — задание; необходимость; общепринятый долг. Здесь полагалось бы испытывать скорбь. Сожаление. Хоть какую-нибудь эмоцию.
На самом деле, это просто имена. Без этих людей корабль был бы грудой металлолома — он всегда это знал. Помнил, теоретически. Не давал себе забывать. Разумеется. Но они были только частью «Нормандии», ее деталями, элементами механизма — а той «Нормандии» больше нет. Самое главное — именно в этом. В отсутствии. Здесь нет никого. Ничего. Нет экипажа, нет «Нормандии», нет Александра Шепарда.
Он есть. Но его нет. Он проиграл, и он — мертв. Это самое главное.
Он жив, чтобы исполнить долг. Другой долг. Больше, чем поручение адмирала Хакетта: найти жетоны здесь, среди льда и снега. Куда больше.
Ощущение замороженности, хотя системы бронекостюма функционируют в нормальном режиме. Иррациональное ощущение.
...это разъединенность. Отсутствие. У Александра Шепарда было своё место. Цели, тоже собственные — пускай всего на время. Теперь — нет. Дело не в самом корабле, корабль — символ, пусть ключевой.
Александр Шепард смотрит в пропасть. Представляет себя — на дне. Нет, не себя, шагнувшего в пропасть (невозможно; нелепо; сентиментально до отвращения) — себя, стоящего там, глядящего вверх. На самом деле, всё именно так. Дно. Пропасть. Два года.
У него нет опции: отказаться. У него нет вообще ничего. У него есть — теперь — только цель, только назначение.
Полярное сияние беспощадно зажигает искры в белом снегу.
Он мертв. Он не знает, как подумать о себе по-другому.


Название: Принципы
Размер: драббл, 336 слов
Персонажи/пейринг: м!Шепард, Самара
Категория: джен
Жанр: драма/ангст, пропущенная сцена
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Последний по сюжету МЭ2 разговор с Самарой сквозь призму восприятия «отморозка-с-принципами».

...холодной водой — в лицо; отражением — в зеркале чужих глаз.
Её взгляд нацелен в мои зрачки, точно снайпер здесь — она, не я.
Пришлось бы убить. В иных обстоятельствах. Разумеется. Когда долг встречается с долгом — назначение с назначением — нацеленность с нацеленностью, столкновение всегда высекает искры. Вопрос только в том: кто из нас двоих ушёл бы живым. Возможно, никто.
«Мы стали друзьями». Слишком хорошее знание о себе самом — чтобы не понимать: далее последует «но». Для таких, как мы — всегда существует «но»; для чудовищ на поводке из тех или иных принципов.
Она чует — видит: почти порванный поводок. Цепь долга, натянувшуюся до предела, до границы, внутри которой — человечество и весь мир. Пространство шага: между ответственностью и притязаниями на власть. Не природное чутьё, тренированное. Но столь же верное. Испытанное столетиями.
«...кем надо быть, чтобы совершить такое...»
Обрывок фразы — восхищенной (осуждающей?) новости о торфанской резне — отдаётся в мозгу. Что именно? Что — на сей раз?
Память подкидывает картинки. Звуки. Лица и образы. Палец, нажимающий на спуск. Множество раз. Невозможность точного счёта.
(Важно только, чтобы неравенство сходилось всегда; меньшее — ради большего).
За что из сделанного меня стоит убить по этому вашему кодексу?
Неважно.
Всегда есть «но»; пути сходятся лишь на время. Она — юстицар, вершитель суда. Воплощенное «делай, что должно».
Возможно, сотрудничества с террористами, снабженными вполне однозначной повесткой дня, хватило бы, чтобы вынести приговор.
Неважно. Совершенно неважно.
Важно другое.
Ей — едва ли не единственной на этом корабле, который вскоре станет моим во всём — как была моей «Нормандия» первая — мне нечего предложить. Но в этом, отчего-то, не чувствуется угрозы.
«Мы стали друзьями».
«Если бы не клятва, мне бы стоило убить вас за ваши дела».
И в том, и в другом она признаётся с естественной простотой. Не изменяясь в лице.
И то, и другое и впрямь — естественно.
Край моих губ раздвигается в медленной, отдающей дань уважения, усмешке.
Юстицар так же медленно, с полным осознанием, кивает в ответ.

...и когда ее прозрачный, прохладный, но не бесчувственный (в отличие от моей искусственной сетчатки) взгляд плещет мне в спину, я отчего-то всё-таки не жалею, что выбрал именно ее — а не ее дочь.